22.
Прошедший через суточную процедуру хлопотропного дыхания менеджер по проектам Василий Ершов слонялся по вечернему Янгону, когда его крепкой кистью схватил за руку сухощавый дедок и потащил в подворотню. Ерш быстро обратил внимание, что дед скорее не тащит его, а сам за него держится, поэтому протестно-защитных рефлексов не явилось. Поворот, еще поворот и они входят в какой-то сарай, тусклый, выметенный и плотно уставленный старой мебелью, хотя на мгновение Ершу кажется, что они идут еще по улице, где стены воздвигнуты из шкафов, холодильников, полок. Поворотов было очень много. В большой комнате под абажуром за круглым столом сидело несколько детей до 10 лет.
- Ай тичерс,- сказал старик.
Ерш знал эту фразу по Эфиопии, где владелец гостиницы целую неделю обещал познакомить его с «руссиа тичерс» - русскими учителями в летном училище.
- Гив ми мани а бук, дайте денег на книги.
Рядом со стариком стояла его жена. В доме их, в жилище было что-то трагичное. Тьма покрывала большую часть вещей. Казалось, что свет вообще ни разу не проникал во многие углы дома, а вся жизнь в вечернее время суток концентрировалась вокруг единственного абажура. Так и было. Других источников электрического освещения здесь не предусматривалась. Одна лампочка на всю семью сближала ее членов, соседей, друзей. Один телевизор на дом.
Василий протянул какую-то небольшую купюру старику, но быстро понял, что эта сумма даже в глазах бедного мьянманца выглядит ущербно и смешно. Русский открыл кошелек и отдал 10 долларов, все, что было с собой. Отдавать было жалко, но, как пишут мудрые люди, именно с таким чувством это и надо делать.
Вернувшемуся на улицу Василию кто-то из группы девочек подростков крикнул: «Я хочу тебя». Вряд ли в темноте надвигающейся ночи можно было рассмотреть человека и узнать настолько хорошо, чтобы серьезно делать такие заявления. Скорее всего, это был вызов-провокация. Ерш прошел дальше, не придав этому значения.
Янгон несколько дней назад встретил его духотой и влажностью, на постоянное ощущение потливости пришлось быстро наложить вето игнорирования. Половина самолета, прилетевшего в столицу Мьянмы, иностранцы, растворились в миллионах узкоглазых и низкорослых бирманцах. Обшарпанные и величественные дома колониальной архитектуры, в которых размещались правительственные учреждения, соседствовали с местами народной рыбалки, производимой в городе на берегу одноименной реки. Несколько дорогих международных отелей в Янгоне выглядели лучше правительственных зданий, обнесенных колючей проволокой, под которой торговали яблоками и фруктами. Целая улица приемщиков макулатуры была все же вынесена за центр города. Военные грузовики вместо автобусов. Много военных джипов. На военных джипах перемещается власть. Сотрудники местного органа госавтоинспекции активно регулируют уличное движение системой свистков. Фонари еле светят - экономия. Часто центральное освещение в столице вообще отключается, и у каждой лавочки, каждого ресторанчика на улице стоит громадный генератор и дает электричество. Вся улица шумит ими. Центральные тротуары с приходом вечера, захода солнца, превращаются в уличные ресторанчики – на них устанавливаются столы и столики, плотно заполняемые бирманцами. Шашлык жарят в центре столицы на тротуарах постоянно и много - народная кухня. В одном из таких кафе Ерш и решил испить чаю. Публика была приличная, в большей массе, представлявшая студенческую молодежь. Василий именно так определял для себя уровень заведения – среди посетителей должны быть девушки, молодые и красивые местные девушки.
За соседним от русского героя столиком трое молодых людей уже заканчивали ужин, они расплатились, встали и направились к обочине автодороги, где Ерш распознал несколько машин, включая мусоровоз. Ребята открывают его двери и садятся. Один из них забрасывает стоящий у дороги мусорный бак в кузов. Машина уезжает. Ерш успевает рассмотреть логотип на капоте. «КАМАЗ».
«Занавес»,- мелькнуло в голове у Ерша.
Он посмотрел вокруг на публику еще раз. За соседним столом с ним только что ели мусорщики, чего он не мог себе представить в России, а здесь никого это не удивляло. Отсутствие социального неравенства слегка возмутило Василия. Но на столе стоял термос с горячим чаем, это было бесплатно, как и во многих заведениях Мьянмы, и взгляд на социально-политический уклад стал более благосклонный. Рядом с чайником появился официант с вопросом, что гость будет к чаю. В ресторанах Мьянмы, которую англичане в период колониального захвата назвали Бирмой, ориентированных на иностранцев, термос с бесплатным чаем на столиках уже не ставится. Ситуация с мусорщиками какое-то время тревожили холотропную впечатлительную натуру Василия, но люди за столиками вокруг было чисты, опрятны, трезвы, и светлы настолько, что мысль о том, что он сел в кафе для сброда, пришлось отбросить. Никого не удивило, что мусорщик ест за одним столом с иностранцем.
Здесь многое не удивляло местных из того, что Ершу казалось неординарным. У автобуса отломалась ступенька – не беда – прямо на ходу ее отрывают полностью и выбрасывают на обочину. И таких автобусов немало. На крупных перекрестках, где эти автобусы останавливаются, чего-то не хватает - здесь нет «МакДональдсов», зато есть сотни мелких ресторанчиков с самобытной и вкусной едой, им не хватает стиля, подачи, единообразного сервиса, свойственных сетевым мировым брендам, но, сидя в таких кафешках, начинаешь понимать, что сердце западной цивилизации – это всего лишь стандартизации и создание красивых, заманчивых фасадов. Там, где есть «Кока-кола» и «МакДональдс», собственных мелких производителей не много, идет незримая настоящая торговая война за кошельки.
После чая в самобытном кафе с мусорщиками Ерш пошел спать в свой «Beautyland Hotel 2», где в течение первых суток здесь, как в зоне карантина, он и проходил духовно-мистическую процедуру хлопотропного дыхания.
На плакате в «Beautyland hotel II» значилась крупная надпись «Секс с детьми – это преступление. ЮНЕСКО. Министерство внутренних дел. Мьянма», под надписью была размещена фотография наручников. И надо отдать должное правительству этой страны за то, что они не ограничивались декларативностью, а население еще отличалось определенным уровнем нравственности.
Когда на ресепшене произошла одновременная встреча Ершова, управляющей отеля и двух индусов, сопровождающих в номер даму легкого поведения, на лице работницы гостиницы проявилось нескрываемое смущение, ей действительно стало стыдно перед Ершом за поведение своих постояльцев. Видимо, потому, что он жил здесь уже три дня, не проявлял интерес к подобного рода досугу и зарекомендовал себя, как порядочный иностранец.
Завтракать на следующее утро русский менеджер пошел в ближний ресторан для европейцев, решив тем самым приподняться чуть-чуть в своих глазах после казуса с мусорщиками. Когда уже ел, то услышал несколько фраз на русском, произнесенных парой проходящих мимо мужчин. Один был белый, другой мьянманец, они стали удаляться. Поразмыслив и осознав, что встретить русского в Мьянме - это уже событие, он встал из-за стола и кинулся за парой, догнав ее, когда оба человека уже сидели в машине такси.
- Вы русский?
- Да. Вы тоже?- мужчина стал изучать Ерша, его обритую по приезду наголо голову, перетяжки на торсе из лямок - для ношения фото аппарата и от походной сумки.
- Да, конечно…Я случайно услышал речь… Когда ел,- Ершов не знал, что сказать дальше,- просто очень необычно встретить в таком регионе соотечественника…
- Мы можем поесть с вами!
Таксист был отпущен, они сели за один столик, пока Виктор, так представился он Ершу, заказывал себе завтрак, Василий мельком рассказал про себя:
- Дикарем здесь, живу недалеко от ресторана, Мьянма впечатляет, толпы монахов на улицах. Точнее, не толпы, а колонны.
- Я уже здесь в восьмой раз,- сказал его собеседник,- мне нравится история Бирмы, нравятся монастыри. Ездили сначала вместе с женой, сейчас она с ребенком осталась, я один на пару месяцев. Вот,- он указал на молчаливого мьянмнанца, сидящего рядом,- Кхан – русскоязычный гид.
Кхан произнес несколько предложений на русском.
- Меня поражает, что здесь нет социального расслоения,- заметил Василий о наболевшем.
- Вы ошибаетесь. Уже есть, вот лет 5 назад здесь вообще был коммунизм. Это надо было видеть. У всех уровень потребления был примерно одинаков, меньше поводов для зависти. Да и бирманцы ведь буддисты, их все эти материальные вещи не особо трогают. У них многое здесь не так, как у нас. Вам уже рыбу руками в ресторанчиках накладывали в тарелку? А ведь они не понимают, что это грязно. Точнее, их этому не учили.
Рыбу официанты Ершу еще не приносили.
- Их не учили, что есть богатые, что есть сверх потребление. Они этого никогда не видели. По ТВ такого не показывают, иностранцы с народом практически не соприкасаются. А эта информация имеет серьезное значение. Вспомните СССР, его развал начался с демонстраций по ТВ красивой жизни на Западе, полных полок в магазинах. И понеслось. Я с собой даже вожу в паспорте вырезку из журнала «Огонек»… Глянь… Июнь 1991.
«Мы собираемся выкупить у государства огромную территорию и построить там – ни больше, ни меньше – маленькую западную страну. По уровню жизни… Мы откроем производства, которые окупят наши затраты. Там будут летать вертолеты и самолеты. У каждой старушки будет японский телевизор. А на каждой хате появится спутниковая антенна, которая и будет снабжать старушек зрелищами всех времен и народов».
Ерш прочитал и ухмыльнулся. Это говорил советский еще миллионер Герман Стерлигов.
- В Мьянме правители,- продолжал Виктор,- еще используют тоталитарные методы. Не показывать! Запретить. И люди счастливы. Информационный контроль, цензура спасают народ от вражды друг с другом. Нет пьяных, нет нищих.
В самолете из Бангкока в Янгон соседом Ерша оказался либеральный бирманец 22-ух лет, он работал на курортах Таиланда и летел с работы домой. Его характеристика местной власти была такой: «Правительство Мьянмы плохое. Оно не дает нам собираться в клубах, пить, и заниматься сексом». Паренек представился как Питер Джон. Ерш обратил внимание, что одет он был достаточно по-голливудски.
Про тоталитаризм Вася здесь уже задумывался. Он видел, что рядом с древнейшей пагодой Суле, в самом центре столицы, полицейские участки были укреплены мешками с песком и пулеметами. Самое интересное, что такие же укрепления он увидел у здания Посольства РФ в Мьянме.
- Во время большого восстания здесь в 1988 году толпы громили все,- рассказал Ершу русский собеседник,- им было наплевать, что это дипломатическое представительство. С тех пор по углам посольств, полицейских участков и некоторых административных зданий были оборудованы огневые точки, выложенные мешками с песком. Хотя, конечно, роль их скорее психологическая, чем фортификационная. Не знаю, торгуют ли наши оружием здесь…
Познакомиться с послом РФ в Мьянме Ершу не удалось. Он походил вокруг здания на Paya road и решил завязать знакомство старым проверенным способом. Из номера отеля была взята бутылка водки «Старая Москва», которую Василий привез с собой, но быстро понял, что она может оказаться невостребованной в столь душном климате. С бутылкой, завернутой в газету «Завтра» Ерш подошел к проходной двери посольства и позвонил. Ответа пришлось ждать очень долго.
- Вы – кто?
- Мне надо вам кое-что передать,- Ерш надеялся, что его позовут внутрь, когда увидят соотечественника.
Дверь открылась, вышел какой-то атлет с татуировками и отчетливым нежеланием общаться, что выражалось в сугубо надвинутых на глаза солнцезащитных очках. Вася понял, что его план провалился.
- Вам просили передать…- он развернул газету и протянул бутылку водки,- от посла РФ в Эфиопии.
Тип взял бутылку и схватился за газету:
- Русская?- казалось, что она интересовала его больше, чем алкоголь,- давайте ее тоже, а тот здесь у нас русских слов не хватает. До свидания.
Об отданной бутылке Ерш пожалел.
- Бутылку в мусорку,- скомандовал атлету начальник,- газету мне. Восемь лет уже здесь работаю и не удивляюсь чудакам из нашей раши.
Он задумался. Это была уже вторая встреча с Василием Ершовым после завтрака, произошедшего несколько дней назад.
Ерш отходил от посольства с полным убеждением, что оружием здесь торгуют по-крупному. Проходя мимо очередного заведения с надписью KTV и символикой чего-то развлекательного, решил зайти. В холле прямо таки тусовались девушки, играла музыка. Они ласково спросили у Василия:
- Караоке, массаж.
Он задумался.
Вышла хозяйка и сказала:
- Извините, нельзя.
Это его завело. Через квартал заведение KTV снова попало в его поле зрении, и снова не пустили. Ерш ощетинился. Последующие попытки проникнуть в многочисленные заведения с этими таинственными буквами натыкались на неудачу. Иностранцев, похоже, не пускали, решил он.
- Я - мьянманец,- возмутился Ерш и показал пальцем на свою лысину,- монах.
Администратор махнула рукой, указала ему на антикварную лавку напротив и удалилась.
Ерш подошел к «Аntiques Gallery», среди кучи различных предметов он увидел знакомое лицо – это был бюст Чапаева.
- Ленин,- сказал татуированный продавец,- берешь?
- Чапаев,- пояснил Ерш,- не Ленин. Не беру. Мне нужна дискотека. Девочки, дискотека, танцы, местная, не для туристов.
- А…,- понимающе кивнул антикварщик,- «Ночной класс». «Найт класс». Чайна-таун. Янгон. Супер.
Ерш записал заветные слова в походный блокнот.
В чайна-тауне, китайском квартале, он уже бывал, когда отоваривался на ночном фруктовом рынке, работающим при свечах. Торговцы мечтают о генераторе.
На рынке Василий опробовал народные канапэ - ему нарезали арбуз маленькими дольками, положили в пакет и дали палочку.
Ночные рынки – это вообще особенность Мьянмы. Уже в Мандалае, куда Ерш переехал через несколько дней, еще на подходе к ночному рынку, в самых неосвещенных местах улочки, его окликнули и подозвали к прилавку. Это был небольшой стеллаж, возле которого толпились исключительно мужчины, а в их поведении царило некое нездоровое оживление. Ершов пролез в первые ряды и увидел на стеллаже пачки презервативов, фаллоимитаторов, стимуляторов и прочей нечести для извращенцев. 84 str. Ощущение чего-то непристойного усилилось тем, что действовала эта кучка как будто из-под полы, озираясь.
На подобную продукцию в Мьянме есть запреты, она тут, в отсталом государстве, еще считается нелегальной.
Чуть ближе к освященной свечами центральной части ночного рынка весь список товаров бы скромно прикрыт плакатом «ОК-Shope». Ершу врезался в память название одного из сексуальных стимуляторов – «Noir orangutang», на обложке был изображен негритос с белокурой красавицей.
- Подполье какое-то,- подумал Василий.
В него откуда-то прилетела петарда, он оглянулся, в нескольких метрах дети пристально наблюдали за его реакцией. Ерш осознал, что уже практически час тут и там доносились постоянные разрывы петард, и он стал потихонечку осознавать, что клерк в хостеле Мандалая, которому он сдавал вечером ключи от номера, не зря произнес дважды слово: «Мистерия». Русский менеджер стал замечать, что этим вечером мандалайское общество по-особому возбуждено не только возле палатки с презервативами. Он даже пожалел, что не одел сейчас военные бирманские рубашку и шляпу, купленные еще днем, и мужскую юбку – «лонжи», в которых здесь расхаживают поголовно все представители сильного пола. На шляпе и рубашке была нашита какая-то армейская кодификация. Ерш успел примерить одежду в номере перед зеркалом и представить себя, как члена военной хунты.
- Я мьянманец,- произнес он вслух, так громко, чтобы соседи слышали.
Мистерия действительно имела место быть, ибо вокруг стали твориться какие-то странные вещи. У каждого дома горели свечи, на улице чуть вдалеке от себя он даже увидел, как маленькая девочка везла по земле за веревочку кораблик, в котором тоже была размещена свеча. Василий замер от удивления и от ирреальности происходящего. Кто-то опять кинул в него петардой. Стоять на одном месте становилось опасно. Ерш стал бродить по округе Найт-маркета, и вдруг услышал музыку, напоминающую нечто ритуальное. Звук привел его к монастырю. И не только его. С разных улиц сюда стекались люди, везущие за собой кораблики со свечами. Подчиняясь любопытству, Василий вошел в пагоду. Торжественная атмосфера сопровождалась тишиной. Выступал буддистский проповедник. Ершов присел на корточки и стал наблюдать. Речь, видимо, подходила к концу, ибо мужчина, одетый в легкие белые одежды, с медалью, вышел из-за своего места, где на столе также стоял термос, и подошел к канату, протянутому от пола до вершины буддийской ступы под углом 45 градусов. Проповедник стал тянуть за канат, и по нему к наконечнику ступы медленно пополз кораблик, точно такой же, какие он многократно видел за последний час. Проповедник провозгласил:
- Благословенный Будда в Корзине Представлений, одной из Трех Корзин нашего канона, сказал - «Что такое «Всё»? Всего лишь глаз и формы, ухо и звуки, нос и запахи, язык и вкусы, тело и телесные ощущения, ум и объекты ума. Это называется «Всё».
Орден на белом одеянии проповедника трясся с каждым «все».
- Посмотрите вокруг. Этот мир, эти пагоды, эти свечи, эта ночь и звезды, эти люди вокруг нас, пришедшие сегодня отпраздновать окончание трех месячного поста и день Тадинджьют, просто посмотрите вокруг. Оставьте сужения. Ум должен держаться в состоянии отстранённого наблюдения того, что происходит с нами и вокруг нас в настоящий момент. В практике правильной внимательности ум учится пребывать в настоящем - открытый, спокойный и бдительный, созерцающий всё, что происходит в данный момент. Все суждения и объяснения должны быть оставлены «на потом», и если они начинают происходить, это нужно отметить и затем – отбросить. Отстранитесь от окружающей реальности, отстранитесь. Этому вас учил Будда, к этому шли тысячи архатов-учителей, которые в итоге теперь избавлены от страданий и больше сюда, на землю не вернутся. Отстранитесь и оставьте суждения. Не думайте, не думайте. Как написано в нашем каноне, «непоколебимые и осознанные, вы пребудете в состоянии радости. С успокоением счастья и страдательности - вместе с более ранним исчезновением восторга и беспокойства - вы войдете и будете пребывать в чистейшей невозмутимости и осознанности, где нет ни-удовольствии-ни-боли». Многие слова Будды легли на бумагу на Первом буддийском соборе 2 500 лет назад, через три месяца после физической смерти Благословенного. 500 мудрецов работали над текстом, который в неизменном виде, благодаря им дошел, до нас от самого Благословенного Будды. Он учит нас через эти слова. Здесь в Мандалае, в 1871 году на Пятом буддийском соборе учителя еще раз сверили все тексты Трех Корзин и высекли древнейшией сутры на 729 мраморных плитах, размещенных в храмах Куто-до Пайя. До пятого буддийского собора они не собирались почти 2000 лет. Мандалай на века сохраняет теперь великую мудрость в камне. Мьянманское «Учение старцев», традиции Тхеравады – самое древнее и последовательное учение Будды. Мы не перерабатывали его, не усовершенствовали – в нем все так, как было 2 500 лет назад. Обратимся к текстам еще и еще раз. Вот чему учил нас Будда в «Кхуддаку Никая» - «Тело уничтожено, восприятие прекращено, боль и восторг полностью растрачены, формации успокоены: сознание угасло». Это было сказано, когда архат-учитель Дабба Маллапутта взмыл в воздух со скрещенными ногами и вошёл в свойство огня и вышел из него, полностью освободившись, и его тело настолько сильно сожглось, что не осталось ни праха, ни копоти. Сознание угасло! Сознание угасло! Вот к какому состоянию нас учит Благословенный. Угасшее сознание – это выход за пределы этого иллюзорного мира вокруг, этих десятков, сотен, тысяч лет материи, отягощающей, гнетущей, уродующей нас. Опустошение ума от врывающихся туда смятений, чувств, эмоций и переживаний! Пустота – это и есть жизнь!!!
Ерш вспомнил характерную картину. Это было ранним вечером, здесь же в Мандалае. Вася шатался по так называемому народному рынку, где торговали всем подряд, от фейерверков и тротуарной плитки до серпов и другой сельскохозяйственной утвари. Уже начинало смеркаться, Ерш присел в забегаловке, вокруг гудели толпы, ему принесли новое неизвестное блюдо, по вкусу и формации, уже во время поглощения, напомнившее чьи-то маленькие ножки. Официантка чуть поклонившись и держа купюры в двух руках, передала ему сдачу - пару сотен мьянманских кьят. Ерш уже привык, что местные с каким-то почитанием передают деньги, держа их в ладонях, как маленького котенка. Упрятав сдачу в карман, Ерш стал пробираться к выходу и вдруг понял, что идет по еще неизведанному им торговому ряду. Сил и желания изучать народные промыслы не было, тем более. в целлофановом пакете он уже нес огромный нож для рубки тростника с выгравированными буквами мьянманского алфавита, купленный тут же. На своем пути менеджер «ТермосСуп» увидел сгрудившиеся пробкой массы и стал пробираться сквозь эти заросли тел до тех пор, пока неожиданно перед собой не улицизрел круг открытого свободного пространства, в центре которого стояла старая раскладушка. На ней лежало чье-то тело, его ужасная диспропорции отпугнули Василия, он шарахнулся обратно в толпу. Вокруг все смеялись, улыбались. Это чуть успокоило его. Василий осторожно бросил взгляд на раскладушку и встретился глазами с мальчиком-гидроцефалом. Череп ребенка был огромен, скулы узки, а лобная часть была как груша, палочкой при которой являлось все оставшееся тело. Гидроцефал смотрел на Ерша и улыбался. Блеснуло несколько фотовспышек. Какой-то ребенок подошел и стал кормить гитдроцефала из ложечки, толпа сгущалась, все хотели посмотреть на это чудовище, многие смеялись. Ерша поразило, что никто в ужасе не шарахался от человеческого уродца так провокационно выставленного посреди улицы. Рядом с ним стоял жестяной ланч-бокс, куда прохожие складывали деньги. Люди непосредственно, не стыдясь своего любопытства, рассматривали гидроцефала, не сомневаясь, что для этого он здесь и положен. Подойти ближе к раскладушке и положить кьяты Ерш не смог. Он не выдерживал смотреть более нескольких секунд на это существо, лишенное всего, не имеющее возможности ни ходить, ни думать. Рядом он разглядел его маму. Это была пухлая мьянманка в очках. Она слегка стыдилась всего происходящего, в отличие от сына, который неловкости, лежа на раскладушке в центре улицы не чувствовал.
«Опустошение ума?»- мелькнуло в его голове.
Ершу на мгновение захотелось так же воспринимать мир, беззаботно, безоценочно… Только, чтобы без телесных уродств.
Проповедник с медалью на белом одеянии закончил речь. Василий, как и местные, подошел к кораблику пагоды, где совершался мистический ритуал, и положил туда несколько сотен кьят.
- Опустошение ума,- повторил буддист,- от врывающихся туда смятений, чувств, эмоций и переживаний!- сегодня, в день осеннего полнолуния, когда Будда, наш великий учитель, вернулся на землю после трехмесячного пребывания на небе и беседах с его обитателями.
Рядом неожиданно появился Виктор. Он был одет как буддийский монах и сделал вид, что не готов сейчас разговаривать с русским знакомым. Виктор сел на колени и стал медитировать.
- Не спрашивайте меня,- сказал он уже после, когда они медленно шли в направлении центральных улиц Мандалая,- как я здесь очутился рядом с вами. Просто не думайте об этом, не делайте оценок происходящему, просто принимайте его. Так должно быть. Мьянманский буддизм давно вышел за рамки Бирмы. Местные толкователи связывают это с деятельностью М.С. Горбачева, пятна которого на лбу точно копирую карту Мьянмы. Это не может быть случайностью. Именно после прихода к власти Горбачева, например, в новостях ТВ и СМИ перестала даваться оценка событиям. Их просто отстраненно констатируют. И все. Это ли не буддизм?
Резкий звук колокольчика прервал их беседу. Оба дискутирующих обернулись на острый «дзынь». У стены одного из домов на корточках сидел мороженщик и таким образом привлекал к себе внимание.
- Вот,- прокомментировал Виктор,- первые шаги рекламных коммуникаций. У Мьянмы большое будущее, дорогой друг.
Ерш вспомнил детей у школы, которых он однажды здесь заметил, детей, которые являются будущим Мьянмы. На перемене они вместе с учителем на костре во дворе варили в здоровенной кастрюле китайскую лапшу, только она была изъята не из маленького пакетика, а из упаковки параметрами 50 см на 50 см.
О школах можно сказать еще несколько особых слов. Как то, еще в Янгоне, по дороге к пагоде Шведагон Ерш свернул в переулок и наткнулся на школу - в помещении жилого дома на первом этаже перед 40 детьми стоял учитель и что-то рассказывал. На иностранца сразу обратили внимание, урок был прерван, учитель взял его за руку и повел во дворы. «Неужели,- подумал Ерш,- сейчас опять будут разводить на деньги».
- Директор школы,- объяснил учитель цель своих действий.
Они вошли в дом, учитель постучал в дверь.
В кабинете на полу сидел директор школы. Это был вальяжный тучных монах в оранжевой тингане, Ершу он напомнил многолетнего чиновника, повадки были схожи, что смутило русского, полуголых чиновников в кабинетах он не встречал. Директор-монах лениво улыбнулся, показал руками на свой кабинет, уставленный книгами и буддистскими атрибутами, и продолжил есть. На полу перед ним стоял поднос.
- Образование в Мьянме,- рассказывал Виктор,- религиозное. Духовные школы, так сказать. Каждый мужчина должен пойти на несколько лет в монастырь, где монахи его учат истине. Потом он может вернуться в мир. Женщины же уходят в монастырь навсегда. Вся Мьянма прошла через монастыри и получила сокровенные буддийские знания о мире духовном. Вся. Как армия в СССР. Кстати, про армию. Здесь самая настоящая военная диктатура. Несколько последних десятков лет армия представляла собой элиту общества. Офицер после определенного срока службы получал возможность купить автомобиль, чего остальные жителя Мьянмы позволить себе не могли. Понимаешь?
Виктор отвлекся и что-то сказал на местном наречии официанту.
- Продолжаю. Пока страна в 70-80-ые годы XX века жила за железным занавесом, такие преференции были очень привлекательными, но для большинства населения вход в элитарную группу был закрыт. Сейчас границы открываются, цены на автомобили падают, ввозятся они легко, и обладание ими перестает быть чем-то показательным. Авторитет армии в глазах образованного населения снижается. Вот такие социальные процессы, под которые многим приходится подстраиваться.
Официант принес шашлык на одной тарелке. Виктор с радостью принялся есть:
- Надо еще учитывать, что многие нынешние руководители страны до 30 лет жили и учились в провинциальных гарнизонах, ни разу не видели иностранцев и воспринимали их как нечто враждебное и чужеродное. Власть закрыла страну для иностранцев, потому что считала их путь развития никчемным, порожняком… Давай выпьем… За Россию.
Он разлил принесенный так же напиток в две рюмки
- Это пальмовая брага.
Алкоголь оказался долгим, вкус его застыл где-то в горле, Ерш взял кусок шашлыка и съел. Мясо показалось жестковатым, но уже знакомым. Ел Василий здесь все, везде и без разбора. Виктор ободрился:
- О. Молодец. Кто не ел мясо крысятины, тот не станет мьянманским генералом.
В сознании менеджера всплыло это мелкое мерзкое и мертвое животное. Ерш попытался думать о чем-то другом, ему захотелось сменить картинку в голове, вместе с которой должен был уйти и вкус.
Он вспомнил, как ночью, в Ягноне, когда он ехал из найденного таки Найт-класса и поймал машину, то таксист-водитель был с проституткой, сидевшей рядом с ним на первом месте.
Виктор вернул Ершова к крысятине.
- Вообще в центре крупных городов его уже давно не жарят для клиентов, есть хорошие места на окраинах, но меня здесь знают,- он самодовольно улыбнулся,- это из личного меню хозяина. Он вырос в деревне и знает вкус истинной Мьянмы.
Ершу показалось, что Виктор уже перестал как-то оценивать данное блюдо исходя из внемьянманских реалий. Вася прогнал в голове количество съеденных в разных местах мясных блюд. Снова захотелось думать о чем-то другом.
Найт-класс находился в двух кварталах от чайна-тауна. В торговом комплексе Тейнги-зей. Не каждый прохожий мьянманец готов был общаться с иностранцем, стоило Ершу обратиться к кому-нибудь из местных, как от него шарахались в сторону. Складывалось стойкое ощущение, что его бояться. При целенаправленном приближении русского к мьянманцу, тот уже на ранних этапах этого процесса начинал ощущать неловкость, терял самообладание, готов был бежать. Только еще большая неблаговидность этого поступка, чем предполагаемый возможный казус, останавливали его от позорной ретировки. Больше всего мьянманец боялся потерять лицо, что-то не так сказать, что-то не так сделать, и поэтому старался избегать встречи с неизвестным, неопределенным. Неизвестное пугало его, и иностранец был такой потенциальной угрозой внутреннему благополучию. Мьянманец привык жить в сконструированном его сознанием фантастическом и нереальном мире, и все, что эту конструкцию могло разрушить, он старался всеми силами избегать.
Именно из инфантилизма мьянманцев как раз и выросла диктатура.
Нынешний правитель Мьянмы генерал Тан Шве любил умозрительно рассуждать на тему неопределенности и ударов судьбы.
«Возможно ли обезопасить себя от ударов судьбы,- думал он,- ослабив связи с неопределенной реальностью? Или эти связи надо упрочить, кардинально пересмотрев знаковой содержание ударов судьбы? А есть ли они, эти удары? В чем? В том, что объект А изменил свою траекторию пути и пошел не к объекту Б, а к объекту С? Возможно, тем самым, предоставив объекту Б новую возможность, открыв возможности пойти к объекту Д, Е, Ж, З, И, К…. В новую неопределенность? Подарив свободу? Свобода и неопределенность – это одно и тоже? Свобода – это неопределенность! Неопределенность – это свобода. По-другому и быть не может!»
Большинство подчиненного населения такие высокие мысли не трогали. Они просто не хотели покидать свой панцирь, ибо сложившаяся картина мира была для них неким божеством, расставание с которой считалось потерей собственности, они отождествляли свое благополучие с незыблемостью картины мира. Контакты с внешним миром жаждились быть сведенными до минимума, чтобы он, этот сказчный мир, не рушился, как на уровне личности, так и, вследствие этого, на уровне страны.
Во времена правления генерала Не Вина был период, когда иностранцам нельзя было находиться в Бирме более 24 часов. Такая позиция может проистекать от неустойчивости внутренней картины, ибо, если бы она была крепкая, не было бы необходимости в самоизоляции. Самоизоляция – это попытка жить в своих иллюзиях и не иметь повода к сомнению в них, ибо больно, больно расставаться с образами и ощущать себя самообманутым. Отстраненность и желание не думать лишний раз, стремление быть непоколебимым, избегать колебаний и поводов к ним, побуждали человеческие массы закрываться от новой информации и новых впечатлений, которые могут разрушить устоявшуюся картинку. Впрочем, так делали и представители многих других этносов.
При вопросе - «Найт-класс?» - немногочисленные вечерние пешеходы улицы разбегались.
После получаса хождений кто-то сомнительный все же указал Ершу на темное здание. В будни и выходные днем здесь работал во всю торговый центр Тейнги-зей, а сейчас Ерш заметил некое скопление людей возле центрального входа, куда он и подтянулся. Возле лестницы стояло несколько небольших групп, Василий прошел мимо них и уткнулся в администратора. Тот был одет в классику. Темный низ, белый верх. Рубашка и бабочка. Единственное, на что Ерш обратил свое особое внимание, это огромное жирное пятно на пузе, которое, видимо не смущало служащего.
- Найт-Класс?– спросил Ерш.
- Ес, сэр,- раскланялся в лучших традициях английского гостеприимства толстяк с пятном на пузе.
На одном из рукавов не было манжета. Вокруг суетилось еще несколько человек в белых рубашках. Они повели русского менеджера по торговому центру, по бокам пути лежали закрытые лавочки торговцев. Подойдя к лифту, служащие остановились. Кнопка вызова была запаяна. Один из сопровождающих что-то громко крикнул в лифт, лифт поехал снизу вверх, а когда открылся, то в нем стоял еще один сотрудник «Найт-класса».
Ерш зашел в лифт, и поехал с ним в подвал. К его удивлению внутренне убранство заведения было сделано на хороший вкус. Зал и бар был полон девушками, их было человек 30-40. Мужчина было всего двое. Ерш оказался здесь третьим. К нему за столик подсело сразу 4 дамы. Облепили его и стали обнимать.
- Спокойнее, дамы,- сказал он им,- не надо. Давайте попьем лучше пива.
Официант принес 4 холодных банки. После нескольких глотков, они опять прилипли к иностранцу, самые наглые стали лезть в ширинку. Ерш держался стойко и пригласил одну из девушек танцевать, но сразу сложилось ощущение, что это обоим не было нужно. Несостоявшаяся пара, прервав танец, села за столик. Остальные, видимо, поняв, что выбор Ерша сделан, улетучились. Но Василий не делал никакого выбора. Когда девушка услышала, что иностранец не собирается вести ее в кабинку, она сменила направление мысли:
- Забери меня с собой! Я буду твоей женой. Забери меня в Мандалай, и в Паган. Куда ты собираешься, хочешь, поедем в Россию к тебе! Мужчин нет в борделях, их мало, денег тоже нет. Забери меня. Я тебя люблю.
Она снова полезла к ширинке и стала всем телом тереться о Ерша. Те три красавицы, что ушли, были менее многословны, но каждая сказала Ершу эти же слова: «Я тебя люблю. Ты такой мужественный и смелый. Один, в нашей военной стране…»
На лесть Ерш иронично отвечал: «Ну, я прям таю!» и вспоминал слова Соломона из ветхозаветных притч: «Что плавильня для серебра, горнило – для золота, то для человека уста, которые хвалят его».
Та, что осталась с Ершовым, встала на колени. Это было уже слишком.
- Нет.- возразил русский.- Тебе надо работать в нормальном месте. Не здесь! Почему ты не хочешь работать в Мьянме?
Ответа обоснованного и четкого не последовало. Она только погрузилась в себя.
Ерш стал собираться. Девушка, видимо, не получив ничего, на что надеялась, потеряла к Ершову всякий интерес. Они попрощались.
В лифте с Ершом зашла еще одна пара – мужчина и женщина. Они покидали бордель вдвоем. Дежурный по лифту при расставании понимающе дал мужчине пачку презервативов.
«Секс, семяизвержение – это роспись в глазах Бога в свидетельстве небесного бракосочетания. Переспал – женись»,- Ерш твердо решил для себя, что будет вступать в интимную связь только с той женщиной, с которой он готов переспать без презерватива. Но в его жизнь секс рвался сплошь и рядом не только в Мьянме.
- У меня мышь, видимо, сдохла в сливной трубе в туалете, воняет…
Ерш открыл дверь, перед ним стояла толстушка Зинаида Аркадиевна из квартиры на этаж ниже, с которой он час назад вместе ехал в лифте, и у них произошло знакомство. От толстушки пахло пивком и рыбой. Зинаида Аркадиевна совсем недавно переехала и проявила в непродолжительной беседе активное любопытство, особенно на счет его личной жизни – с кем живет, снимает квартиру или собственник.
«Захотела продолжения»,- подумал Ерш, когда увидел ее в зрачке.
…может ты посмотришь, что там, мне трубу надо прочистить.
Она жила одна. По ощутимой интоксикации в районе своей интимной зоны Ерш предположил, что ее предложение может иметь несколько граней и, как водится у женщин, она дает мужчине свободу выбора оттенка, тональности, что в итоге оказывается на самом деле серьезным выбором пути, возможно, жизненного. Ерш не стал долго обдумывать с ответом, тем более, формирующаяся последний год-два жизненная установка сама запускала те или иные нужные слова.
- Ой,- с сожалением покачал он головой,- лучше вызови сантехников, это по их части, а то трубу-то я твою прочистить смогу, но последствия могут быть не очень приятными, еще целостность системы нарушу…
По ее лицу скользнуло легкое разочарование.
- Жаль, жаль…
Между ними снова встала металлическая дверь, Ерш прошел в комнату и глубокомысленно погрузился в кресло. За последнюю неделю это было уже третье предложение, которое можно было интерпретировать как интимное. Три дня назад соседка из другой квартиры была более прямолинейна, видимо, потому что была пьяна. Они тоже ехали в лифте.
- Что такой задумчивый, заходи, повеселимся, пятница ведь. Пятница – развратницаааа…
Он ни один раз встречал ее в компании мужчин. Сейчас, сказал, что занят.
Несколькими днями ранее Ерш вернулся домой поздно ночью, был слегка пьян и, поэтому ему хотелось острых впечатлений. Бесы, кормящиеся от Ерша, пристально наблюдали за ним и прекрасно знали, что в состоянии опьянения или опохмелья, его тянет на случайную близость. По старым привычкам. И Ерш знал об этой своей особенности, поэтому и стер телефоны дам легкого поведения из справочника телефона, но бесы оказались хитрее - в эти дни они стали наускивать дам легкого поведения на проявление активности – дамы сами начинали звонить именно тогда, когда Ерш пил.
Он уже вел в течение вечера, пока пил, SMS-переписку с 22-ух летней Леной, с которой он где-то полгода назад познакомился на улице. Сейчас она неожиданно о себе напомнила. Лена до сих пор не спала, была дома, выйти откуда, по причине строгих родителей, уже возможности не было. Ерш начал ее уламывать, она сказала, что смотрит эротический фильм, менеджер среднего звена пообещал ей в подробностях повторения в реальности того, что она видит на экране. Утром он ясно помнил все упоминаемые выражения. Среди прочего там значилось несколько откровенных шедевров. «Буду твоим кобелем, а ты моей сучкой», «Я сейчас приеду на такси, ворвусь и растерзаю тебя» и самый мощный удар по молодому сознанию девушки - «У меня все горит только на твою сексапильную грудку». Она смущалась и ничего не отвечала. Во время полугодичной давности знакомства, он не позволял себе ничего подобного, и сейчас утром чувствовал, что слегка перебрал и возможно обидел ее, тем более телефон Лены утром уже был выключен, что он связывал со своим поведением. Днем в его дверь раздался звонок, она стояла на пороге, вся счастливая, с ожиданием чуда в глазах, держа в кармане презервативы…
«В этом подъезде сраном,- с какой-то обреченностью произнес он вслух самому себе, когда вопрос с прочисткой труб для соседки был закрыт,- что ли все хотят одного и того же, не особо разбирая с кем, только свисни…Что за блядушник вокруг. О чем эти твари только думают…»
В памяти сразу в тему возник недавний разговор с Лизогамским.
- Эти бабы вообще озверели,- рассказал тот,- я со своей поссорился, с дуру в «Винил» заносить стало, в первый же визит с кем-то утром просыпаюсь, Ольгой звали, она мне деньги протягивает, я ей пинка дал и выгнал. В следующие выходные опять туда нелегкая привела, я смотрю, ко мне ее подруга подходит и прямо говорит, что, мол, пошли к тебе…Что за блядушник вокруг…
С этой втянувшей его с головой за годы безшабашной молодости реальностью Василий Ершов решил вести бой не на жизнь, а на смерть.
В Янгоне ночью таксист останавливался прямо с проституткой на переднем сиденье уже не один раз, и Ершу требовалось усилие над собой, чтобы не пригласить очень гибкую девушку с собой в номер. С каждым днем пребывания в Мьянме этого желания становилось все больше и больше. В эти сложные моменты он вспоминал свой разговор с полковником Бычковым из «ТермосСуп»:
- Ты готов трахаться с той дамой,- сказал тот сначала не совсем уверенно, зацепившись за какую-то пошленькую шуточку подчиненного,- с которой кроме секса у тебя нет и не будет ничего общего, ублюдок? Трахаться в потьмах, в тайне,- полковник практически шипел,- ныкаясь, как крысы, прекрывшие себя дорогим шмотьем и железным щитом автомобиля. Если твой ответ «Всегда готов!», то ты не являешься мужчиной, ты - пидор! Пидор, который пускает пыль в глаза, усек. Загляни себе внутрь, мудила с челюстью!- такое выражение от него Ерш слышал впервые.- Женщины, с которыми ты спишь, они интересны тебе, если вдруг секса между вами перестанет быть? Что ухмыляешься? Тот, так называемый, закон природы о мужике, жаждущим обогатить своей спермой как можно больше самок, на самом деле, является ядом и ложью, убивающими душу. Это миф. А ты, мудозвон, поверил…,- казалось, что Юрий Федорович говорит уже сам себе, уверенность в произноимом стала сто процентной.- Веселись, веселись, и поэтому будешь дрочить после 40 лет каждый день. Запомни, урод, если ты мужчина, то не должен это доказывать себе беспорядочной половой жизнью. Трахнул – женись. Или тебя бесы нае..ли?! Ты должен делать совершенно наоборот, не идти на поводу у инстинкта, даже если этого хотят окружающие женщины. Женщина у тебя должна быть одна, с кем ты готов связать жизнь, все остальные предложения должны обрубаться четко и с достоинством, потому что именно такая позиция истинна, все остальное, что бы нам не пытались доказать сумасшедшие развратники, это поза тушканчика….
С этими мыслями он засыпал в одноместном номере «Beautyland hotel II». Один. С маленькой победой.
Утром Ерш понял, что пресыщен впечатлениями и остался в номере до вечера, когда решил поехать на автовоказал на велорикше. Услышав цену за эту услугу и согласившись, Ерш потом стал думать, не много ли с него запросили. Рикша думал о том же самом - ни мало ли он запросил с иностранца. Он оказался любопытным и разговорчивым, и стал интересоваться на счет того, сколько денег люди получают вне Мьянмы в месяц. Ерш решил не портить отношения рикшы со своим правительством и на вопрос отвечать не стал. У местных жителей нет никаких источников, чтобы узнать, как живут люди в других государствах.
- Если людей ограничивать в потреблении и информации,- говорил как-то генеральный директор Группы компаний «ТермосСуп» О.В. Тобанов,- то они будут счастливы от минимума. Свобода слова – это оружие массового поражения для тоталитарных обществ.
Здесь, в бедной Мьянме, Ерш стал ощущать те состояние, которые испытывает миллионер, в любой момент обладающий таким состоянием, чтобы позволить себе все, что угодно. У Василия в поездке денег было так много, и кьяты так оттопыривали ему карманы, что он тоже мог позволить себе все, что угодно, причем, денежной массы, привезенной из России, меньше практически не становилось. Это ощущение безграничной финансовой потенции оказалось сопряженным с полным исчезновением желания и притуплением переживаний от реализации покупательной способности. Когда можно все, все становится ненужным. Ершов слонялся до вечера по Янгону и совершенно не знал, куда вложить деньги. Брюхо было набито так, что туда уже нельзя было вложить даже ничего емкого из уличной кухни, сувенирами была заполнена целая корзина, купленная тут же, все было отборное, ручной работы, купленное по-дороже, а ходить с пачкой денег и не тратить их, он считал неразумным. Патовое положение богача, после которого он начинает играть в бизнес с целью увеличить свой капитал за счет менее проворотливых сограждан, которые вынуждаются играть по чужим правилам, написанным такими, как генеральный директор «ТермосСуп». Таким, каким отчасти хотел быть Ерш, управителем мира или его частички.
Для мьянманца процесс управления миром начинается с того, когда отец вручает ему рогатку и учит, как при помощи выстрелов из нее управлять стадом скотины.
Итог для всех один – начинаешь идентифицировать себя и других со стоимостью обладаемых вещей.
И пусть эта вещь – бочка с водой, которой ты, мьянманец, зарабатываешь на жизнь, развозя воду по близлежащим кафешкам.
Социальные отношения, присущие традиционным обществам, разрушаются при свободной интегрируемой экономике, а вместе с тем разрушаются трогательные отношения между отцами и детьми, когда мать и сын, с улыбкой на устах, тянут эту бочку с водой от ресторанчика к ресторанчику, их уже ждут, повозка останавливается, мать, уставшая к концу дня, садится отдыхать, сын проворно откручивает крышку и начинает ведрами заносить воду заказчику, отсчитанное число ведер передано, расчет получен, и семья тянет бочку дальше. Вечером дома они будут вспоминать прошедший день, клиентов, увиденное, сопереживать.
В Мьянме Ерш видел много необычных профессий. Помимо водоносов, он встречал людей, разносящих по домам свежие цветы, здесь принято, чтобы на столе каждый день были цветы, и эта функция включается в экономическую систему. Здесь на улице он увидел художника-инвалида с параличом рук, который умудрялся ногами, зажав между пальцами скребки, рисовать пейзажи и продавать их по цене, равносильной 50 русским рублям. Рисунки делались прямо посреди улицы на глазах у потенциальных покупателей. Здесь он видел детский труд, в самом неприглядном проявлении. Тот труд, который правительство Мьянмы отрицает. Тот труд, за который это государство внесено в черный список госдепартамента США.
Это случилось в дороге. 18-ти часовое возвращение из города Паган обратно в столицу на автобусе сопровождалось частыми остановками для перекусов. Одна из придорожных забегаловок поразила Василия своими размерами, по отношению к пятерке других увиденных им за время пути ранее. Светало, в тарелке Ершу принесли лапшу, оказавшуюся неимоверно жирной, он нехотя стал загружать ее в себя, тем более, что на предыдущей остановке его эксперимент оказался неудачным – выбранное блюдо было таким острым, что съесть его он не смог и сейчас был очень голоден, хотя даже это не позволяло с радостью воспринимать ту еду, которую ему здесь подали. Англоязычного меню не было, но он основательно запомнил то, как звучит слова «лапша» на местном языке. «Ситъэ». Главное было знать это слово, и можно не бояться, что помрешь с голоду. Василий не сразу придал значения тому, что поднос с «ситъэ» поднес ребенок на вид лет шести, одетый в лохмотья. И лишь когда менеджер по проектам смирился с качеством кушанья и стал разглядывать пункт общественного питания более внимательно, то заметил, что зал был полон детьми младшего школьного возраста, их было человек двадцать, никто не стоял в покое – подносы, раздача, грязная посуда, сбор заказов. Глаза у мальчика, принесшего чай, были практически закрыты. Ерш прошелся до кассы, заглядывая в лица остальных малолетних работников – только маленькие щелки, ровно столько места, чтобы видеть силуэты столов. Василий глянул на часы. 4:20 утра. Дети передвигались быстро, но абсолютно отрешенно, как сомнамбулы.
«Не исключено,- подумал Ерш, когда искал туалет, указанный где-то за заведением в области сараев,- что деток подвергли каким-нибудь духовным влияниям. В этой стране даже официальные власти высшего уровня открыто поклоняются духам - нантам».
Вспомнилась целая фото галерея в одной из местных святынь, где офицеры, руководящие страной, совершают религиозные обряды вместе с буддийскими священнослужителями.
Действующим мистическим духовным центром страны является гора Поупа, недалеко от Пагана. Побираться туда пришлось через джунгли вместе с двумя немками и одним австралийцем. На половине пути проводник из «New Heaven Hotel», где разместился Василий, остановился в какой-то деревне и предложил всем самогона из кокосовых орехов. Немки пить отказались, Ерш с австралийцем приняли на грудь по 50 грамм, но с условием, что мяса есть они не будут.
- Никакого!
Пока поднимались на гору, одну из немок атаковала стая обезьян, они содрали с нее парик. Когда наверху в монастыре гид привел их в храм, где шаман совершал служение, Ерш неожиданно вспомнил про свой нательный крестик, который он совсем недавно стал носить. Оказалось, что забыл его одеть после утреннего душа. Служитель запел мантру и стал раскачиваться. Другой человек в штатском закурил обыкновенную сигарету, сделал несколько тяжек и вставил дымящуюся папиросу в рот человекоподобной статуе, выполненной в полном масштабе. На горе Поупа было несколько храмов, в соседнем - подобная статуя лежала в кровати, вся облепленная, буквально, заваленная денежными купюрами, как ворохом свежих осенних листьев. Ершову эти статуи показались очень знакомыми, и он быстро вспомнил, что уже неделю своего пребывания в Мьянме везде наталкивался на такие фигурки в более миниатюрных размерах – он видел их в магазинах на кассовых аппаратах, на ресепшенах в гостиницах, в ресторанах.
- Да,- сказал Ершу проводник из «New Heaven Hotel»,- когда они ехали обратно в Паган,- это духи. Наты. В Мьянме особый буддизм, мы поклоняемся духам, которым поклонялись наши предки еще до того, как Будда дал свое учение. И ему мы тоже поклоняемся.
Туалетом в придорожном кафе, где Василий переваривал жирные «ситъэ», судя по застывшим в одинаковой позе путникам, характерной для данного действа, оказалась мусорная куча. Сбив давление в пузыре, Ерш стал озираться. По этой куче лазили куры и что-то выискивали. На мусорку выходила дверь кухни для персонала. Из Мьянмы ему захотелось исчезнуть прямо сейчас, но впереди еще было несколько дней.
Доехавши, наконец, из Пагана в Янгон он продолжал осознавать, что очень хочет домой, но наличие указанной даты на обратном билете принуждали быть здесь еще какое-то время. Ерш опять стал бродить с деньгами, примерился даже к рынку рубинов, которым Мьянма славится на весь мир, но испугался своей некомпетентности и решил не рисковать с такой покупкой.
Всю ночь, что автобус ехал в столицу, водитель сигналил, предупреждая встречные автобусы, утром он выдал всем пассажирам по зубной щетке и мини тюбику зубной пасты. Когда Ерш подошел забирать свой багаж, выяснилось, что в багажном отделении автобуса спал человек.
«Где же сейчас Виктор»,- подумал Василий.
Они расстались поздно ночью после мистерии в Мандалае, набитом мопедистами, многие из которых ездили по городу в нацистских шлемах с символикой СС.
«Это - то ли красные кхмеры, то ли вьятконговцы»- думал Ерш. Ощущение для русского человека было не из приятных. Фашистские каски на головах плотного потока мотоциклистов вскрывали в памяти картины военного времени, хотелось, сорвать предохранитель с гаранты и кинуть ее в толпу, выстроившуюся в плотные ряды на светофоре
- Гитлер капут,- заорал русский внук солдат Великой отечественной одному из таких мопедистов, но тот ничего не понял и только улыбнулся в ответ.
В Мандалае после мистерии Ерш с Виктором решили поесть в одном из самых дорогих ресторанов «Зеленый слон». Обслуживать их бросилось аж четыре официанта. Когда один из них наливал поворежкой Василию в тарелку суп, Ерш отметил про себя, что перестал видеть в официанте человека и потерял наконец-то чувство неловкости от того, что ему прислуживают. В тот момент это показалось ему закономерным и нормальным, о чем даже не стоит задумываться. Ерш много вкалывает, ранние подъемы, длительные пути до работы и обратно, и почему ему не должны прислуживать те, кто, скорее всего, не идет в своей жизни на такие и подобные напряги.
Для них двоих – Виктора и Василия - вертелось 10 вентиляторов, порядка еще 50 столиков вокруг были пусты. Еда была вкусной, каждое блюдо по особому, он ощутил здесь, что такое чревоугодие, удовлетворил его, и Василию больше стало вообще ничего не нужно. Вкусовые рецепторы дали ему новое представление о мире. Он вспомнил народную уличную кухню, там, на улице было что-то кроме вкусовых рецепторов, здесь же на них все замкнулось. В центре зала стоял большой зеленый слон и даже если бы он сейчас пошел, то русского менеджера это вряд ли бы тронуло.
Как тронул его ужин в семейном ресторанчике, где-то на окраине Мандалая.
Было уже поздно, Ерш забрел в неизвестные одноэтажные улицы деревянных домов, здесь явно жила беднота, причем отчаянная. Но есть хотелось. Он увидел выставленный на улице стол с яствами, за которым сидели люди, и, плюхнувшись на лавочку рядом с кем-то из них, понял, что это ужинает семья и друзья семьи. Его присутствие никого не удивило, хозяйка расставила перед гостем разносолы, стала что-то предлагать. Английского языка, она, конечно, не знала, и Ерш просто ткнул пальцем в понравившееся на вид блюдо. Было уже темно и света здесь, само собой, не было. Блюдо оказалось рыбой. Ничего более вкусного в Мьянме он не ел, хозяйка искренне смотрела на его реакцию, в отношении вкусовых качеств еды. Отдал он за ужин раз в 20 меньше, чем в «Зеленом слоне», а главное, не встретился с ощущением, что является источником бирманских кьятов. Хозяйка видела в нем гостя, ей гораздо важнее было, чтобы ему понравилась пища, а не чтобы он заплатил ей денег. Это тронуло его до глубины души. Уходить не хотелось. Ерш стал искренне расхваливать еду. Хозяйка позвала дочку, которая, видимо, знала несколько слов на английском, но для разговора их оказалось мало, его не получилось. Ерш даже попытался отдать им за ужин больше названной суммы – в 700 кьят, но к его удивлению хозяйка не взяла дополнительных денег. Он еще раз посмотрел вокруг – это был район для простого народа. Не трущобы для бездельников, такого здесь, в Мьянме, он не встречал. Тут жили самые простые бедные люди.
Виктору в «Зеленом слоне» принесли пожаренную крысятину.
В Мандалае Василий задумался на счет соотношений эффективного труда и восточного бирманского созерцательного образа мысли. Когда, проезжая по одной из улиц города, где были размещены гостинцы, кафешки, несмотря на будний день, он увидел, что все они были заняты местными, мужчины сидели, пили чай и играли в настольные игры. Проезжая по улице Ерш видел эту картину уже не раз – мужики ничего круглыми сутками не делают, но трудятся только женщины. И задавался вопросом – что это – банальная лень и неумение осуществлять деятельность, прикрытые философским вопросом – а зачем? – или действительно такое понимание вещей, при котором человек осознает бессмысленность деловой активности и ее тщету. Об этом он решил спросить Виктора.
Тот только рассмеялся.
- У нас в Европе, как?- ответил он после некоторого раздумья,- чтобы в чем-то преуспеть, надо от всего остального отказаться. Мне этого, например, сделать не удалось. Я то спортом занимался, то бизнесом, то в военном училище преподавал, то еще чем-то, весь на части рвался, и в итоге, ну есть у нас с партнерами заводик в области военно-промышленного комплекса и что? Точнее будет после 2012 года. Путин снова придет к власти и продолжит приватизацию государственных предприятий, под прикрытием разного рода отвлекающих событий и лозунгов. Это самый либеральный глава государства в истории России – передает государство в частные руки, основная его стратегия в этом, эпохальность, все остальное – мелочевка и запорошенный снег. Бог с ним, с Путиным. Будет у нас с другом заводик… Да, таких как я сотни или тысячи…. А здесь, в Мьянме, уже давно поняли все гораздо глубже, цивилизация то старая – что бы ты не делал, придешь, а точнее вернешься все равно к одной и той же черте. Они могут не суетиться, а мы не можем. А почему?
- Почему?
- Тибет рядом. Ты знаешь, что у нас, в христианских странах чтут Иисуса Христа. Там, на Ближнем Востоке таких, как он, было не так много. Их появление там заметно. А я тебе скажу, что здесь таких, как Христос были сотни, если не тысячи подобных мессий. В то время все в мире ждали нового учения, и просто одному из народных учителей повезло больше других. Здесь концентрация сакрально выше, поэтому они давно все поняли про прогресс и сидят, пьют чай круглыми сутками, а от того, что их кто-то завоюет, или не завоюет, они знают, мало что изменится, если каждый сам не будет менять систему жизненных ценностей. Ты же собираешься в Паган. Десять веков назад Паган был центром религиозной жизни, до сих пор на небольшой территории здесь сохранилось несколько тысяч пагод.
Через несколько дней Василий брал утром в отеле под Паганом двух колесный велосипед, небольшое количество провианта, обязательно и как можно больше воды, и колесил между пагодами по узким пешеходным дорожкам. Вокруг было абсолютно пусто, за день можно было встретить человек пять таких же туристов, да еще кучки местных, которые ветвились вокруг самых известных буддийских храмов комплекса, с целью продать антиквариат, кустарные безделушки и находки. Отъехав от центральных пагод, Василий попадал в абсолютно застывший мир. С любой точки этого комплекса можно было увидеть 5-7 пагод - в сочетании с природным ландшафтом и безлюдностью они давали ощущение нереальности происходящего. 2000 храмов располагались здесь на расстоянии 100 метров друг от друга. Немыслимая концентрация молитвенных мест. Практически во всех пагодах сохранились статуи Будд, стоят цветы, лежат в углу веники, в них чисто, но это не помешало кому-то оставить в одной из пагод презерватив. Василий видел, как в некоторых пагодах варят еду.
- В XV веке под нашествием татаро-монгольских племен храмовый город Паган был оставлен местным населением,- рассказал Виктор,- люди были вынуждены мигрировать после того, как сюда стали прибывать представители иных племен. Сейчас же там пустота, но от этого люди эти, местные племена никуда не делись, все продолжило свои циклы, они сейчас вокруг нас, точно такие же, какими были 700 лет назад, и 1 700 лет, и 2 700 лет назад - охраняемые драконами. Как ты заметил, они здесь везде. После моего первого хлопотропоса, я все понял как раз из-за них…
Когда, находясь в Пагане, Ершов слезши с одной из пагод, где провел около часа, созерцая далеко в горизонте макушки буддийской архитектуры, то наткнулся на мальчика, который вышел из угла пагоды. Мальчик спал в тени на циновке, и сейчас, видя туриста, стал предлагать ему свой товар. Ни прилавка, ни хотя бы разложенных на земле предметов у него не было. Мальчуган вынул из сумки курительную трубку, вылепленную в виде дракона, и Ерш, вспомнив, что такие трубки запрещено вывозить из страны, сразу купил ее за несколько американских долларов, предварительно поторговавшись и изобразив, что уходит, не устроенной первым названным уровнем цены. Мальчуган уступил.
Дракон лег на дно его сумки и спрятанный в нижнее белье был привезен в Россию, вместе с какой-то заразой, проявлением которой стала температура 39,7, обозначенная у Ершова уже в аэропорту Бангкока, где ожидание пересадки в 20 часов он предполагал провести, гуляя по городу, но при таком самочувствии сил на это не было вообще.
Вася купил бутылку местно виски, попросил в ресторанчике перца и стакан, и стал лечиться все время ожидания, периодически уходя в сонливое небытие. В сознание приходило драгоценное опустошение.
На борту сало только хуже. В Шереметьево таксисты запросили такую сумму денег, что Ерш невольно задумался, почему какие-то водители хотят столько денег за 2 часа, сколько начинающий учитель или врач получает за неделю. С чувством несогласия с социальной несправедливостью он все же сел в машину и задремал, прокручивая многочисленные картины увиденного в буддийско-военном государстве.
- Справедливости в России не будет. Фундамент у нас ложный,- обмолвился в «Зеленом слоне» Виктор, когда доел крысу,- уже 1 000 лет. Я о христианстве - это все манипуляции жидов, жидовская религия. Я не нацист, не расист. Я практически полноценный буддист, есть некие гастрономические слабости. Но я уверен, что эту религию, именно религию, евреи используют, чтобы управлять миром. Они одели на себя шкуры проповедников, а внутри имеют целью превратить все другие народы в рабов, что им очень таки и удалось.