13.
Семинар продолжался.
Ерш, неприметно сидевший на безопасном расстоянии от коллег, предварительно распечатал мелким шрифтом на шпаргалке из корпоративной базы номера сотовых телефонов всех, кто должен находиться в конференц-зале гостиницы «Измайлова», за исключением акционера и ряда особо лояльных к нему фигур, потерявших вместе со своим выбором личностную идентификацию, окончательно, ведь, чем больше власти человек получает, тем меньше свободы у него остается – вплоть до невозврата никакими методами – «безнадежно пропавший», и положил этот список на стол перед собой, среди других бумаг.
Также из дома была принесена вторая sim-карта, перепавшая Василию несколько месяцев назад, номер ее был в холдинге неизвестен, в отличие от его корпоративного телефона.
- Так…Переходим к куратору,- продолжал мопс Дмитрий Николаевич Cмоляков.
Ерш под - столом отключил свой телефон, вытащил sim-карту и вставил новую. Руки слегка вспотели. На новой sim-карте высветились три неотвеченных sms-письма, но сейчас это было не важно. Отключив все звуковые сигналы, Ерш на некоторое время изобразил пристальное внимание к выступающему.
- Кураторы - это люди, с которыми вы общаетесь чаще всего. Куратором назначают либо бывшего начальника цеха по питанию, либо руководителя административно-хозяйственной службы, либо директора по персоналу. У каждого есть свои особенности. Бывший начальник цеха по питанию – самый опасный человек – он будет постоянно ставить палки в колеса. Устраивать проверки, говорить, что мы плохо кормим, это противник, ведь вы заняли именно его место. Так… Начальник АХО: для него важно, чтобы он на заводе не потерял свою значимость. У него отобрали не всю власть, как в первом случае, а часть. В общении с этим человеком важно вот что – в глазах высшего руководства завода успешная работа предприятия питания должна выглядеть не только вашей заслугой, но и плодом совместной работой с ним, надо акцентировать внимание на его вкладе. Только тогда он будет вас ценить и проблем не будет. Частота общения с этими лицами - не реже 1 раза в три дня.
Из своей памяти Ерш извлек одну из индуистских мантр, с которыми его познакомил в Варанаси друг черного йоги. И хотя Вася не совсем понимал, о чем эти строки, что имеется в виду под некоторыми словосочетаниями, которые ему казались общими словами ни о чем, но менеджер хотел заставить себя верить в их магическое воздействие при чтении или произнесении вслух.
«Те, кто совершенствуются в невежественной деятельности,- поплыла вбиваемыми буквам по экрану телефона мантра из ведического трактата «Шри-Ишопанишад»,- попадут в темнейшие районы невежества. Однако, еще хуже тем, кто совершенствуют так называемые знания. Индуистская мантра. III век до нашей эры». Ерш опять оставил телефон и несколько минут что-то кропотливо конспектировал вслед за докладчиком.
«Нате, суки,- злорадствовал он,- получить по мозгам»
Не исключено, что к данному действию, с весьма смутной мотивацией, Васятку толкала обыкноенная зависть, тем самым, вуалируя себя в своих собственных глазах некой философией. Страсти имеют такие свойство.
Всем присутсвующим здесь директорам мантру решил не слать, струхнул.
- Для директора по персоналу,- говорил Потрашков улыбаясь какой-то дурацкой, естественной, но тупой и застывшей улыбкой,- важно участие в совместных программах, которые могу для него быть находкой. На одном из заводов мы приходим к директору по персоналу и говорим - давайте сделаем детский праздник - возьмем детей ваших сотрудников, вы проведете их по заводу, а мы их накормим. Так… Для директора по персоналу – эта акация - показатель его работы. Так как ты ему это предлагаешь, он это очень ценит. Периодичность - не реже одного раза в две недели.
В адрессат sms-письма Ерш вбилчасть номеров руководителей из списка, делая перерывы между заходами, чтобы не привлекать сильного внимания, потом убрал мобильник под стол, выждал какое-то время и нажал пальцем кнопку «Отправить». Через десять секунд, когда кто-то из руководителей обратил внимание на полученную sms, Ерш вырубил телефон, сменил sim-карту и, бросив аппарат в портфель, уставился в Потрашкова, чье выступление уже двигалось к концу. В зале фурора анонимная акция Ерша не произвела. Вокруг изменений никаких не последовало.
- Также у меня был хороший опыт,- рассказ о клиентских отношениях продолжался,- я приглашал местное телевидение на наши мероприятия в столовых, на дни национальных кухонь, и туда же приглашал директора по персоналу, где он и себя пиарит и нас, рассказывая, что наша компания очень хорошо кормит людей. Когда он тебя так прорекламировал на местном рынке, больше про тебя он ничего плохого не скажет. Еще лучше, если через полгода ты повторяешь эту передачу. Так… Местное телевидение стоит не дорого.
Зал засмеялся, живо и понимающе.
- Остались профсоюзы… Есть свои профсоюзы у заказчика, управляемые, а есть не управляемые. Сейчас мы столкнулись на одном из предприятий с шахтерскими профсоюзами, они могут прийти к гендиректору со своими требованиями… Возможно, что и нам, в «ТермосСуп» надо уже начинать этот опыт принимать. Поэтому, если есть возможность создать свой профсоюз, нам надо подумать, может заняться этим. Найдем человека, которому мы будем доверять. Допустим, у вас в бюджете срезали повышение зарплаты, вы проговариваете с человеком из вашего профсоюза, он начинает готовить к этому персонал, внедрять мысль, что могут быть увольнения. Но коллектив не должен понимать, что это ваш человек, иногда он должен от вас чего-то добиваться… Но это уже не по теме, куда-то меня вынесло…
- Спасибо, Дмитрий Николаевич,- довольно произнес Тобанов,- Думаю, полученные из нашей деятельности знания позволят многим из вас совершенствовать свои отношения с клиентами. Что там у нас дальше?
Обращение было направлено к модератору конференции, и тот объявил кофе-брэйк. Ерш волнуясь за содеянную провокацию, решил отвлечься и погрузился извилинами в бытовую кашицу.
«Езжай в Варанаси.- ответил он Сабине на ее sms-письмо о желании умереть.- Это прекрасное место для подобных мыслей».
Вася решил отбросить сомнения и перестать додстраиваться, к чему он был склонен – поймет она что-то или нет, ощутит ли юмор, или философскую канву, или еще что-то его уже не волновало. Он вполне догадывался, что люди видят и слышат то, что хотят видеть или слышать. При любом ответе Сабина восприняла бы слова одинаково, в соответствии со своими схемами.
«Василечек,- быстро и узнаваемо льстиво ответила она,- ты как всегда неподражаем. Мне хочется узнать у тебя про это место. Вечером в «Шоколаднице».
На лесть он и откликнулся при знакомстве...
Варанаси Ерш не забудет уже никогда. Восемь часов лету на самолете из Москвы до Дели, мотто-рикша из аэропорта в город, ночевка в одном из десятков дешевых отелей в районе Main Bazar и шокирующее утро в Индии.
Сна от волнения практически не было. Выйдя на улицу, которая пугающе шумела с рассвета криками на иностранном языке, лаем собак, воем мопедов, Василий увидел муравейник из грязных, оборванных индусов, что-то делающих, суетящихся между полуразвалинами двухэтажных домов и орущих друг на друга. Солнце жарило. Везде были навалены кучи хлама. Не желая потеряться в незнакомом месте, Ерш прокурсировал по улице, на которой располагался его так называемый отель и не увидел больше ничего, кроме того, что ему предстало в первые минуты – полный бытовой коллапс. Свалка с сухими темными, но достаточно активными, суетящимися нищими. Место, где он провел несколько ночных часов, оказалось утром чем-то напоминающим самый антисанитарный и неконтролируемый вещевой рынок Москвы начала 90-ых годов. И теперь здесь ему надо было что-то съесть. Еды в желудке не было давно. Забегаловок на его улице и на соседних, куда он тоже сделал вылазку, было полно, но все они казались настолько отвратительными, что он останавливался в нескольких метрах от входа, не давая повода владельцам понять о его желании поесть, тайком оценивал общепит, войти не решался и удалялся бродить дальше. Его смущало все – разнокалиберные столы, стулья, тарелки, скатерти, казалось, что весь интерьер был собран среди разбросанного по улице здесь же барахла. Еще больше смущали посетители, люди – они все поголовно были одеты во рванье, вспотевшие, заляпанные какими-то пятнами, как какие-то работники гаражей.
Main Bazar напоминал сюрреалистическую картину. Еще больше его поражало то, что этот трущебный мрак сочетался с ярким солнечным светом и полным отсутствием нервозной напряженной атмосферики, все эти сотни и тысячи снующих индусов как будто знали друг друга много лет и были единым целым. Ожесточение отсутствовало даже там, где они что-то делили или пытались ссориться. Казалось, что их всех слепили из другого, нежели Ерша, пластилина, а точнее, все они были сделаны из одного и того же незнакомого русскому герою материала.
Ерш вспомнил брянскую деревню, где все друг про друга все знали - особенности личности, уровень доходов, жизненную историю, рисоваться не было необходимости, люди вели себя более естественно и соответственно внутреннему расположению.
Его одноногий дед-партизан, не дошедший, в отличие от второго деда, до Берлина, много лет передвигался на самостоятельно сделанном протезе из потрескавшегося чурбана, привязанного резиновым шлангом от старой стиральной машины к поясу. Линзы очков его были подкреплены клеем марки «Момент» и заляпаны им, высохшим и не оттираемым. Ни деда, ни других жителей деревни ничего не смущало.
На Main Bazar такие были все. Поголовно.
Ерш давно отвык от своей русской деревни, куда его привозили каждое лето на пару недель, поэтому он так и не решился зайти в местный индийский ресторанчик. Да и деревни той уже и не было вовсе, сгинула вместе с разрушенным в 30-ых храмом.
Купив бананов, мандаринов и воды в пластиковых бутылках с запаянным полиэтиленом горлышком, он укрылся в полутемном номере и стал есть. Чуть утолив голод, он понял, что это не выход – три недели на фруктах не продержаться, надо решаться на нормальную еду – сейчас или никогда. Повторно выйдя на улицу, Ерш направился в самую ближайшую кафешку и, на его счастье, там сидела девушка с европейской внешностью. Ерш уверенно сел к ней и заговорил - не дав прийти в себя от появления за столом незванного незнакомца – начал сразу с главного, без прилюдий.
- Я турист,- сказал он,- и боюсь отравиться. Что вы порекомендуете мне съесть. Извините. Я – русский.
- А, ясно. Я из Франции. Меня зовут Аннет. Вы давно в Индии?
- Несколько часов. Прилетел ночью.
- Оу! Несколько часов…. Хм. Вас звать?
- Василий.
- Ну и как?
- Шок.
Это вызвало у нее смех искушенного человека.
- Василий, не волнуйтесь. Это же Индия. Здесь можно есть все!
Аннет руками взяла с подноса горсть подкрашенного риса с какими-то овощами и положила в рот, демонстративно облизнув пальцы.
- Угощайтесь,- она подвинула поднос ближе к нему.
Ершу этой информации показалось мало, и он продолжил ее расспрашивать:
- А вы давно здесь?
- В Индии? Да. 4 месяца. Училась музыке. Жила в нескольких штатах.
- И проблем с желудком не было?
- Нет. Ешь. Острые приправы в местной пище – это антисептик. Хочешь выжить – надо будет пострадать.
Последние слова убедили Василия, он зацепил пригоршню риса, вложил в рот, прожевал и заказал себе порцию такого же.
Так Индия вошла в жизнь русского менеджера.
Через несколько часов он погрузился в поезд до Варанаси – шестиместный вагон для иностранцев помимо самого Василия вместил в себя двух итальянок, на футболке одной из которых были изображены галлюциногенные грибы, и двух японцев, которые к концу пути долго ломались и мумили, но все же задали Ершу, видимо, очень мучивший их вопрос – сколько у него было женщин. Позади было 20 часов пути, и Ерш ответил:
- 20.
Глаза японцев округлились.
- Это были плохие женщины,- пояснил им Ерш на берегу Ганги в момент расставания,- шлюхи, бичевки.
Японцы направились в отель, где номера стоили по 50 долларов за сутки, Ерш – по 5.
Варанаси мог удовлетворить любые запросы, но большая часть пилигримов хотела получить от города нечто более существенное, чем временное проживание в хорошем отеле.
Более 3 000 лет в этот индуистский город съезжаются паломники со всего региона с одной единственной целью - умереть на берегу реки Ганга. Первый раз смерть Ерш здесь увидел на третий день своего пребывания в городе, когда ел мясное блюдо острой индийской кухни.
На тот момент он уже несколько часов побродил между лавочек с кустарной продукцией, где целые специализированные ряды предлагали покупателям тот или иной товар – будь то бусы, алюминиевые ящики самых разных размеров, сельскохозяйственные мотыги или выжималки для сока из сахарного тросника. Продукция несколько десятков метров нависала над человеком со всех сторон, но Ершу ничего из этого не было нужно, он просто гулял и смотрел за людьми. Смотрел, как престарелый отец, сидя в углу своей лавочки, наблюдает за тем, как ведет себя с клиентом сын, только начавший брать дело в свои руки. Смотрел, как мужики неистово торгуются на молочном рынке и довольные уезжают с канистрами белого-белого молока. Как десяток дантистов-ортодонтов прямо на тротуаре вдоль проезжей части с насыщенным движением, примеряют пациентам выточенные здесь же зубные коронки, дорихтовывают их, подгоняют под размер, совершенно не обращая внимания на трассирующую вокруг толкотню. Как йога в оранжевом одеянии курит трубку гашиша вместе с полицейским. Как изнеможенные рикши-таксисты, счастливые от появившейся возможности заработать, бегут к появившемуся иностранному туристу конкурентной гурьбой.
«Какая непохожая ни на что жизнь,- подумал Ерш, присев в семейном ресторанчике и заказав рис с куриным кари,- иной, весьма далекий от европейских и российских норм, уклад, которому в начале XXI века следуют порядка 800 миллионов человек. Почему? Почему здесь такие незамороченные лица у людей?»
К нему за стол беззаботно сел мальчуган лет 12 и стал весьма активно играть со своим младшим братом, не обращая внимания, что клиент начал есть. Ерш посмотрел по сторонам, все столики были пусты, но паренек, видимо, один из сыновей хозяина, сел именно за стол к посетителю. Наигравшись, он забросил брата на плечи и полез на стул, чтобы снять с полки какую-то книжку. Малыш раскачивался под потолком, и вся эта карточно-доминошная конструкция угрожала рухнуть, обтерев головы о все возможные углы. Хозяйка, сидевшая за кассой, индифферентно взглянула на этот смертельный акробатический номер, и продолжила выводить чей-то адрес на почтовом конверте.
- Прочь, о смерть!- услышал Ерш массовое скандирование под бой барабанов где-то вдалеке,- Ступай другим путем! Твой собственный путь иной, чем путь, исхоженный богами. Тебе, зрящей и внемлющей, я говорю: не поражай ни наших детей, ни наших жен, ни мужей!
Звук приближался, и спустя несколько минут мимо Ерша, доедавшего рис, проследовала активная, громкая процессия.
- Не сожги его, Агни, дотла, не спали! Не испепели его кожу и тело! Когда приготовишь его, знаток всех существ, то отправь его к отцам! Пожирающего сырое мясо Агни я отсылаю далеко. Пусть уйдет он, увозя нечистоты, к тем, кому смерть - царица!
Четыре человека несли на плечах, водруженное на носилки и завернутое в золотистую погребальную материю, мертвое тело. Барабан бил громко. Остальные люди кричали.
- Бог Агни, пожирающий сырое мясо,- перевела хозяйка основную мысль.
Ерш быстро расплатился и двинулся за похоронной процессией, спускавшийся к Ганге – на гаты – к каменным постройкам в виде лестниц и небольших пристаней. Улочки становились уже и приобретали особый облик и климат - здесь не кричали, пытаясь навязать свой товар прохожим, не хватали тебя за руки и за ноги и не вносили в лавочку, расстилая на полу весь имеющийся товар и изображая серьезную обиду при твоих первых попытках отказаться от покупки. Типичные для Индии навязчивые панибратские коммерческие процедуры, когда прохожему стоило только бросить взгляд в сторону торговца, и тот сразу становился ему братом, в этих местах были заменены спокойствием, сосредоточенностью и серьезностью.
Маникарника-гат, к которому вышла процессия, предварялся торговыми лавочками, специализированными исключительно на продаже обрядовой продукции – пестрели золотистые погребальные ткани, полки были уставлены какими-то маслами и порошками. Вся территория этого бессмертного райончика была плотно покрыта высокими, под два метра, стенами из вязанок дров. Вязанки, переложенные на головы мужчин, имели достаточно активное движение в самых различных направлениях, большая часть из них уходила на берег. Ерш ощутил себя лишним среди рабочих ритуальных услуг, торговцев и семей умерших, но все равно вышел к воде.
На песчаном грязном, замусоренном берегу, к которому были припаркованы несколько ободранных лодок, горело два костра. Одно из костровищ потеряло свою форму, догорало и было одиноким, заброшенным; второе сохраняло пирамидальный вид, возле него стояла группа людей, некоторые о чем-то переговаривались, какой-то мужчина подошел к костру и, поворошив его, вернулся на место. В пламени Ерш увидел кусок золотистой погребальной пелены. В десяти метрах от этого костра своей очереди ожидала другая группа людей, носилки с телом лежали на земле.
Вся Индия тысячи лет методично сжигает мертвые тела усопших - в надежде, что те обретут новую, более светлую обитель.
Ерш прошел вдоль берега все пять километров, на которых размещались гаты, и обнаружил еще несколько подобных ритуальных мест. Мертвых в течение всего дня кремировали на Азии-гате, Харичандра-гате, Панчганга-гате. Как позже понял Василий, эти точки притягивали не только тех, кого коснулась в данный момент смерть – лавочки, всевозможные каменные выступы, бордюры были оккупированы индуистами, созерцавшими уход своих соплеменников в иной мир. Что-то заманчивое было во всем этом. Так Ерш сам стал периодически захаживать на кремации, особо ему нравилось на Харичандра-гате, где каменная конструкция с лавочками была воспринята им, как смотровая площадки.
Кого-то снова жгли, он погрузился взором в пламя, а его мысль где-то застыла. Рядом подсели три индуса и тоже уставились в огонь, двое пробыли не долго, а один остался. С Ершом они абсолютно не мешали друг другу. С кем не о чем помолчать, с тем не о чем говорить. На гате появился турист из Европы, его не сложно было отличить от остальных по стилю одежды. Увидел происходящее, он достал фотоаппарат, подошел к костру и стал снимать, чувствуя безнаказанность и приближаясь к эпицентру действа все ближе и ближе. Родственники умершего не обращали на него никакого внимания, их невозмутимость по отношению к внешним обстоятельствам понравилась Ершу.
- Только отделив сосуд от содержимого,- медленно и монотонно сказал индус, сидевший рядом с Ершом, можно понять себя, как человеческое существо. Личинок, живущих на дне пруда, постоянно мучил вопрос, что происходит с ними, когда они вырастают, поднимаются на поверхность и исчезают навсегда. Каждая личинка, готовясь подняться наверх, обещает вернуться и рассказать, что там происходит. Однако, превратившись в стрекозу, она уже не может вернуться под толщу воды.
Ерш заглянул ему в лицо, в одном глазу индуса был только белок, лицо располовинивал внушительный шрам.
- Эта пакистанцы,- пояснил сосед,- мы воевали с ними. Пенджабский полк. 1971 год.
Ерш хотел обрушить на человека поток вопросов, но индус встал и медленно ушел.
После встречи с убежденностью и бессомнительностью короткого монолога русский долго бродил по отдаленным, безлюдным гатам, пока не наткнлся на группу йог, сидящих возле двухэтажного здания, с пустыми проемами для окон и дверей. В двадцати метрах от них, на берегу Ганги тлел костер.
- Ты откуда? - спросили у него йоги, указав на гат,- марихуану будешь?
За то время, что Вася был в Индии, он уже не только привык, что здесь к нему в любой ситуации могли спокойно подойти местные с желанием пообщаться, но и научился расчувствовать тех, кто хотел с него что-то поиметь и тех, кому был просто интересен новый человек. Ершу, конечно, было тоже интересно общение, и именно с представителями второго вида лиц.
- Спасибо не буду, у меня слабая психика, параною. Я из России.
- О, Россия! Пойдем…
Ерш вошел в здание и поднялся на второй этаж. В совершенно пустом помещении в центре на полу сидела небольшая группа людей, они пили кофи и курили трубку. Стены были обильно исписаны мантрами.
- Баба,- обратился к одному из них проводник,- это русский.
Человек в черном одеяле скептически глянул на Ерша, протянул ему руку и нехотя произнес:
- Шуршрума Кали, я из Питера, здесь уже семь лет живу.
Гнилые его зубы позволили Ершу предполагать, что гашиш все это время был ежедневен, а со сбалансированным питанием была проблема.
- Василий, из Москвы.
Но русский черный йога уже разговаривал о чем-то со своими друзьями, совершенно игнорируя гостя. Вася сам проявил инициативу и сел в круг, ему налили кофи. Десять минут Ерша не замечали, он решил задать вопрос:
- А зачем?
- Ты не поймешь! Ты вообще ничего не поймешь. Ты песчинка. Скажи, зачем ты сюда приехал? Зачем мы все сюда едите,- русский йога пытался выглядеть философом,- что лично ты ищешь?
- Ничего я не ищу.
- Стал бы ты тащиться на другой конец света, если бы ничего не искал. Почему не Турция?
- Мне интересен другой мир.
Ерша что-то кольнуло, он вспомнил письмо, полученное по интернет-почте от Лизогамского. Емкое и понятное только им двоим. «Пепел. Наши будут в восторге. Особенно Добрый».
Кружок вокруг министерского бункера, видимо, усиленно сгрудивался.
- Врешь!- встрепенулся черный йога.- Либо мне, либо себе. Пойдем.
Он взял Ерша за руку и отвел в один из углов большой залы. На циновке там лежала старушка. Василий сначала ее не заметил.
- У тебя есть деньги? - спросил Шуршрума Кали,- это мама Ганди, дай ей - сколько не жалко.
Ерш остался один на один со старушкой.
«Это что, развод,- подумал он,- зачем я буду давать ей деньги. Мне не жалко, но я не хочу, чтобы меня разводили». Из ее глаз на Ерша посмотрело что-то высшее. Он положил доллар. Потом подумал, и дал еще два. Встал, вышел в центр залы.
- Запомнил свои мысли? – громко спросил русский йога,- именно от них зависит то, какими энергиями вы обменялись. Цифры и нули на листках бумаги значения не имеют. Это тлен. Сохраняются только мысли. Знаешь где мы? Это народный хоспис. Сюда бедняки приезжают, чтобы умереть на берегу священной реки.
Ему опять налили кофи, деньги на который Ершу пришлось выложить из своего кармана - мальчуган с термосом сбегал за покупкой. Семь индусов, русский менеджер Василий Ершов и русский йога Шуршрума Кали мелкими глотками пили чай с молоком.
- У меня сейчас встреча,- сказал черный йога,- мне надо идти.
- Я с тобой,- произнес Ерш, прекрасно осознавая свою навязчивость.
К центральным гатам, где должна была произойти некая встреча, шли молча. Йога представил Ерша двум своим друзьям, тоже русским, которые также скептически и отстраненно взглянули на менеджера «ТермосСуп». Одного из них Ершу все же удалось втянуть разговор, точнее, подвергнуть вопросам.
- Нет,- отвечал тот,- я здесь не семь лет. Три года.
- Где живешь?
- В Гоа. Работаю экспедитором.
- А в Росси что делал?
- Москва надоела,- он отвечал все с большим нежеланием,- хотя все было – квартира, управленческая должность в нефтяной компании, я был финансовым директором, бабы. Приехал в Москву из провинции, выучил английский, всего достиг… С Чубайсом работал.
- А в Варанаси какими судьбами?
- Шуршрума Кали - мой друг. Мы периодически общаемся. Здесь и познакомились в мой первый визит.
Вопросы Ерша иссякали, но он хотел допытаться чего-то особенного.
- А какое самое яркое впечатление от Индии?
- А у вас? - ответил экс-нефтяник вопросом на вопрос.
- Как обезъяны перекрыли проход по одной из улочек, и образовалась пробка.
- Ясно… А у меня… Наверное, как мы полтора года назад с Шуршрума Кали сожгли тело умершего приятеля. Алексея. Он тоже приехал из России…
Тональность была серьезной и вдумчивой. Он сказал правду.
Василий обомлел и почувствовал, что оказался рядом с очень сомнительными людьми. Лица друзей были невозмутимы, они продолжали неспешно идти, не обращая внимания на Ерша, да он и сам понял, что является лишним в этой компании. Вася остановился у одного из прилавков, стал долго рассматривать товар, а потом, как и было задумано, вдруг обнаружил, что ребят рядом уже и нет. Вернувшись в свой «Вишну отель», спустя пару часов на открытой веранде отеля Ерш встретил своего собеседника-экспедитора из Гоа, он, как оказалось, тоже поселился в этом же месте.
-Куда вы от меня убежали? – невозмутимо спросил Ершов.
Для национального приличия они выпили по стакану кофи, разошлось по номерам и больше никогда не встречались. Экспедитор на прощание подарил менеджеру «ТермосСуп» тетрадку с рукописными цитатами из мантр.