27.
- Источник жизни есть в Палестине. Палестина – она в каждом доме,- крутилось в голове Ерша, когда он засыпал, пытаясь сквозь полуслипшиеся глаза смотреть в темное пугающее неизвестностью пятно текущей за окном сельвы.
Руки были липкие, в засыхающем соке персика, но комнатка с узнаваемой надписью «Cabalieros» и раковиной с водой осталась на вокзале. Испанский язык порой очень воодушевлял русского героя своей поэтической возвышенностью. Чего стоит встреченное им название сувенироной лавочки «Regalios». Или бара «Entropia». Но сейчас его волновал толко кран с водой в туалете, которого в автобусе не было.
В Оахаке он попробовал «пикка» - сушеных кузнечиков, купленных на индейском рынке Mercado в районе улицы 20 ноября, и теперь острые перченые добавки, попавшие в организм, требовали воды, воды и еще раз воды. Продажа кузнечиков напоминала торговлю семечками в русских городах, на что Ерш и соблазнился, но через некоторое время понял, что продукт имеет неотъемлемый признак мексиканской кухни и, недолго думая, перебил вкус фруктом. В ротовой полости стало спокойнее.
После нескольких недель автономного путешествия, междугородний автобус стал ему таким родным местом, как собственная квартира. Не надо никуда бежать, ничего искать, можно просто сесть и забыться на несколько часов. Вася в очередной раз закрыл глаз и задремал. Русского героя уже абсолютно не беспокоило многое - например то, что перед отъездом в салон автобуса зашел полицейский с видео камерой, медленно прошелся вдоль сидений и снял лица всех отъезжающих. Впереди его ждал очередной город.
Город - итог многовековой истории развития человечества, этап который начался всего лишь с появлением укрепленных наземных домов – первого признака оседлых культур, а заканчивается миллионными производственными системами мегаполисов и исчезновением культур как кочевых, так и сельскохозяйственных.
Отоспавшись, и ранним утром, выйдя на автобусном вокзале Сан-Кристобаля, столицы революционного крестьянского мексиканского штата Чиапс, Ерш уже не удивился размещенной в самом центре зала ожидания большой иконе Божьей Матери Гваделупской и горящим свечам.
Да, этот мировой стандарт имеет свои отголоски и в России, с той лишь разницей, что иконы на русских вокзалах укрыты в часовнях и публичное их размещение повергло бы пассажиров в состояние удивления, что и происходило попервой с Ершом при его появлении на земле пирамид племени майя. Ему здесь многое было непривычно, от чего хотелось выйти в прямой эфир на все телевизионные каналы мира и поделиться своими впечатлениями, но впереди жестко стояла цель, и ее надо было достичь, не отвлекаясь на пространный сентиментализм. А позади маячил директор по безопасности Группы компаний «ТермосСуп» товарищ Мурко, разгневанная Гирлянова и жаждущие китайского терракота неизвестные влиятельные лица.
Вася вспомнил, что видел часовню даже на пляже – это был Madalina Beache в серферской мексиканской деревушке Пуэрто-Эскандидо.
По прилету из Москвы в Мехико, про бегство из холдинга менеджер по проектам решил умолчать. Ерш держал в кармане листок с двумя адресами. Мехико-Сити, ул. Дунайская, дом 42 и г. Непантла, пригород Мехико-Сити.
- Я отвезу тебя,- сказал ему Эдуард, когда они шли по вечерней столице,- туда, куда надо.
Эдуард пытался изображать перед Ершом интеллектуала, поступившего в аспирантуру УНАМа, ведущего мексиканского университета, но Ерш предполагал, что это откровенная брехня. Хотя Эдуард часто переводил тему разговора к вопросам трудновыговариваемых местных племен, добавляя, что те в ритуальных целях использует энтеогенные продукты, у него никогда не было денег, а это настораживало – особенно ввиду того, что у Ерша денег было много.
- Что это такое?..– повторил вопрос Васи Эдуард, обрадовшись возможности блеснуть своим интеллектом,- энтеоген - это продукт, содержащие в себе Бога.
«Хотя,- иногда сомневался Ерш в своем предположении,- может это и в правду аспирант, помешанный на древних мистических культах».
Озвученное определение пробудило в Ершове старый интерес.
Эдуард мечтал познакомиться с вождем племени, употребляющего энтеогены, и учил местное наречие. Испанским языком он владел в совершенстве. Ершу порекомендовали Эдуарда в качестве переводчика еще в Москве, знакомые Рамиза по отсидке. Эдуарду не хватало умных философствующих русских, и он с радостью согласился стать гидом.
Эдуард и Василий беззаботно гуляли несколько вечеров по многолюдному Мехико, по проспекту Реформы, разглядывая установленные на каждом светофоре памятники национальным героям и беседуя о возможностях ветеранов спецподразделения «Альфа» захватить власть в России, как вдруг Ерша озарило:
- Никто не пьет…
- А… Да. Здесь не пьют на улице! Строго соблюдают закон.
Ерш понял: то, очень непривычное ощущение, которое он испытывал в общественных местах мексиканской столицы уже не первый день, называлось спокойствием, и было связано с трезвостью окружающих.
- Обалдеть,- произнес Ерш, вспомнив, что полки магазинов здесь все же были уставлены гильдией текил.
В голове что-то не укладывалось. Подумав, а Эдуард профессионально давал ему на это время, Василий произнес:
- В России люди превращают общественное пространство в кабак, даже открыв по дороге баночку легкого коктеля. Почему они пьют на ходу? А когда вокруг тебя несколько человек с пузырями? Я выхожу не на улицу, я прихожу на пьянку? У нас уже двадцать лет на улицах постоянные пьянки идут, не отходя от кассы люди открывают пузыри и начинают вливать в себя пойло, предполагая, что они просто идут и гуляют…
В голове всплыл осетин Астик, имеющий сеть вино-водочных магазинов «Вредные привычки» и Чистопрудный бульвар, по которому он проходил два раза в неделю, возвращаясь с тренировки по боксу. Всегда на каждой лавочке сидели согнутые пополам и пьяные люди, у мусорок вывалены груды бутылок, мат, сигаретный дым.
- Несоблюдение закона выгодно торговцем алкоголем, а выгода для властей выше человеческого. Алкоголь на улице превращает общество в зону агрессии.
Отсюда, с проспекта Реформы, Ерш посмотрел на свою родину чуть иначе.
- Здесь пьют только в специальных заведениях,- пояснил Эдуард.
Почему-то вспомнился Китай после опиумных войн, когда англичане травили местных жителей наркотой с разрешения местных властей. Пять встреченных им русских матросов возле здания «Английской правительственной опиумной компании», в XIX веке легально делающей хорошие деньги на чужом здоровье,- и это никем сейчас не муссиреуется, не пережевывается, а ведь Англия официально торговала героином и пополняла свой бюджет через это.
- Даешь власть спецназу!- вырвалось у Ерша.
- Бред. Даешь новую Конституцию,- провозгласил Эдуард.
В небе появился вертолет.
- Олигарх,- обозначил аспират УНАМа,- здесь они на вертолетах летают. В порядке правил хорошего тона и удобно…
- До Непантлы сколько лететь?
- До Непатлы? – удивился Эдуард,- не знаю. Не летал. Можно на такси, если есть деньги.
Мимо проехала машина с шашечками, на боковом стекле которой размещался лист с лицензией на право извоза, задокументированный печатью и фотографией.
- Не то что, что у нас,- прокомментировал развитость законов гид.
Эдуард был типичный эмигрант, который с глубиной хирургического вмешательства выискивал у каждого приезжего русского фактуру, которая бы подтверждала правильность его решения покинуть гибнущую державу. За несколько плохих слов о России он пригласил Ерша на ужин в какой-то бар с тяжелой рок-музыкой. Район расположения бара был более чем сомнительный.
- Это улица, улица Женова, центр свободомыслящей Мексики,- хихикнул Эдуард.
Перед некоторыми заведениями были размещены флаги с радугой. Когда они шли к бару, из толпы на Ерша вышла пара людей, среди которых один вел другого на ошейнике. После этого факта нездоровых личностей в потоке людей стало замечаться гораздо больше.
- Гей культура официально поддерживается властями Мехико, здесь проходят парады, собирающие несколько сот тысяч человек. Власти работают и с этим электоратом. Но ты не парься. Это просто рок-паб, без специфики, мы с женой здесь любим бывать.
Поставив перед Ершом пиво, Эдуард перешел в область политики:
- Хоть что-то здесь еще не принадлежит «Кока-Коле». Ведь все безалкогольные напитки в Мексике под ней. Даже предыдущий президент страны до своей государтсвенной службы был топ-менеджером «Кока-Колы».
Ужин ограничился пивом.
- Обедай,- учил Эдуард,- там, где написано «Comida Corrida».
Ерш стал по-русски записывать название блюд под диктовку нового товарища. «Сальса гуакамоле» - легкий соус, «пакетес» - завтрак, «фрихолес» - фасоль, «тортилиа» - хлеб, «хуго» - сок, «энчилядес» - пирог, «агуа де пинья» - ананасовая вода, «пескадо» - рыба, «камаронес» - креветки.
Мимо прошел официант, у которого, как у монтажника, к ремню были прикреплены железные крюки с болтавшимися полотенцами и тряпками, маркированными разными цветами. В «ТермосСуп» подобная идея была внедрена после одного из совещаний региональных директоров. Она была призвана облегчить труд производственного персонала и сократить издержки акционера.
- Племя,- неожиданно начал Эдуард новую тему,- которым я занимаюсь – уичоли, уже 400 лет сохраняет самобытность, поклоняется духу огня и противостоит насильственной христианизации… Знаешь до чего здесь доходят католики?... Например, в Сосемилько есть община, где ее члены каждый день переносят торжественно и ритуально из дома в дом статую младенца Иисуса Ниньепа. Список строго утвержден лидером общины. Здесь в норме разговаривать дома со святыми, а потом рассказывать о своих разговорах родственникам. Причем, святой может попросить человека о чем-то, например, поменять свечку.
Василий Ершов промолчал, ему не хотелось вступать в прения с человеком, от которого он был зависим.
Католические храмы Мексики изобиловали статуями распятого Иисуса Христа, выполненными с доскональным натурализмом, это были изуродованные ранами фигуры, с кровью и вывернутой плотью.
- Габачо?!..– то ли спросил у них, то ли громко прокомментировал своей компании развязанный тип с соседнего столика.
Эдуард что-то произнес ему в ответ на испанском, после чего все засмеялись.
- Принял нас за американцев,- пояснил Эдуард Ершу,- их здесь не любят. Как и испанцев.
На футболке наглого рокера с соседнего стола Ерш распознал Божью Матерь Гваделупскую.
- По верованиям майя, в крови содержится энергия жизни, и для поддержания равновесия на земле надо ее проливать, пускать. У себя и у других. Чем, собственно мезоамериканские племена под предводительством вождей и занимались. У них были целые культы, и кто знает, выкорчевывал ли их Кортес или, наоборот, перенял, адаптировал в европейскую культуру. Как сами индейцы адаптировали под себя христианскую веру. Божья Матерь Дева Гваделупская – здесь это всего лишь древний культ языческой Богини Матери, оттеснивший и Иисуса, и Бога Отца на второй план. Почему? А не надо было силой навязывать веру! Невозможно силой что-то изменить. А они все пытаются и пытаются. Иконического сознания нет…
Ерш вспомнил, что большая часть виденных им алтарей мексиканских храмов венчались Ее статуей.
- Знаешь до чего Церковь дошла?.. На местном телевидении есть очень популярный агитационный сериал, называется «У каждого свой святой», где есть несколько героев разных профессий, и в трудных ситуациях они обращаются к определенному святому и получают от него помощь. Очень популярен в Мексике святой Иуда Фадей – помощник в трудных делах. Клерикалы здесь не только пропагандой занимаются. В северных штатах Мексики с посылов католической церкви за аборты сажают в тюрьмы даже жертв изнасилований! Во как…
Из зала донеслись тяжелые гитарные рифы.
- О. Мой любимый коллектив,- переключился Эдуард,- «Trono Zoomorfo».
На столе в виде пепельницы стояла фигурка человека с колокольчиком на шее. Точно такого же он видел уже в музее археологии.
- Ты веришь, что войны до сих пор развязываются из-за культа крови?
- А ты как думаешь? Когда будешь объезжать пирамиды, эти храмы кровавых жертвоприношений, вспомни скромную улыбку Ленина...
Бар назывался «Los Codices».
- Здесь вообще с правителями интересная штука постоянно происходит. Например, мексиканская революция 1910—1917 годов… В начале ХХ века старые режимы рушились под натиском неких новых политических сил по всему миру, а не только в России… В 1911 году к власти в Мексике пришел человек новой формации - Франсиско Мадеро, интересы которого были достаточно широки. Президент Мексики был спиритом, общался с духами, не скрывал это абсолютно и даже пропогандировал. «Общество психических исследований Сан-Педро», по названию его родного города Сан-Педро-де-лас-Колониас, штат Коауила, которое он основал и возглавлял, опубликовало несколько спиритических бюллетеней. Ряд своих статей Мадеро печатал в таких более важных, в масштабах Мексики, оккультных газетах того времени, как «Астральный Крест», «Спиритический Век» и «Гелиос»… Вот … Президент Мексики начала самого кровавого XX века…. Не надолго... В 1913 году его убили. Но религиозная, мистическая составляющая не была для того периода случайной. Еще один факт. В 1926 – 1929 году в Мексике шла самая настоящая религиозная война. Это не ХVI век, заметь. Бред. Бред. Правительство Элиаса Плутарко... Это был человек, общавшийся с духами, я читал его записи, сделанные во время этого общения… Вообщем, его правительство провозгласило атеизм, стало насильственно уничтожать католических священников, а те стали воевать против правительства. Двадцать лет власть в государстве была в руках оккультистов, и это ни для кого не является секретом, табу…
Спустившись в метро и попрощавшись с Эдуардом на станции «Рino Suares», где во время сторительства станции нашли древний алтарь и вписали его в интерьер, Ерш в монотонном вагоне стал зависать, пропуская мимо внимания бесконечную череду торговцев дисками, которые сменяли друг друга, однотипно включая громкий, очень громкий звук из колонки, размещенной в рюкзаке за спиной. Данный вид трудовой деятельности здесь настолько популярен, что на рынках можно приобрести уже специальный рюкзак под колонку, и ее тоже.
Очередные два подростка, на вид стандартные парашютисты, так называют жителей тех районов Мехико, что образованны привычным здесь самозахватом, были без музыки. Один из них встал прямо перед Ершом, посмотрел тому в глаза и стал трясти мешком с какими-то мелкими гремящими предметами, громко призывая пассажиров к вниманию. Дальше картина развивалась следующим образом. Подросток одним движением снял майку, оголив прокаченное и татуированное тело, разложил на полу вагона мешок, оказавшийся свернутым полотенцем, в котром лежали осколки битых бутылок, и с размаху упал на них спиной, встал, и с каким-то отчаянием упал еще раз, потом еще и еще. Никаких ран на спине не осталось, что он и продемонстировал зрителям, свернув полотенце и направившись к людям с протянутой рукой. К Ершу он даже не подошел. Вид у русского был характерный. Очки в роговой оправе, неухоженная борода. Типичный лох. Женщины на нем внимания своего не останавливали тоже. Но так Вася, облачившись в образ изгоя по вылету из Москвы, ощутил какое-то новое место в жизни. Когда выглядишь без претензий, без желания быть лучше других, жить становится легче, меньше зависти и осуждения, которые вызывает выскочка. Эта был пробный образ Ерша, ведь в России он носил пиджак и спортивный костюм. Здесь, в Мексике, начав эксперимент с внешним видом, ему понравилась такая серая, в чем-то ущербная модель, а главное - он ощутил независимость своего внутреннего состояния от марок и фасонов одежд на своем теле. Это была определенная сторона свободы, к которой он сделал шаг в «МакДональдсе» на «Фрунзенской».
После парашютистов в вагон вошел человек с большой статуей святого Иуды Фадея. За минувший день Василий видел людей с такими статуями в общественных местах уже не первый раз. Все они ехали в храм св. Ипполита, где каждый месяц 28 числа идут специальные католические мессы, на которые прихожане привозят статуи своих домашних алтарей, стоят с ними всю службу, а потом возвращаются домой или едут в гости. Периодически в храме св. Ипполита служится месса для глухонемых.
«Глубоко наследие римских дохристианских скульпторов»,- подумал Ерш, когда выходил из метро на станции «Zocalo». Здесь размещался Кафедальный собор, площадь Цокаль и его хостел. Центральная площадь мексиканской столицы была плотно уставлена всевозможными палатками, где-то варили пищу, где-то спали в груде одеял. Это были протестоидные элементы, которым правительство дало абсолютную возможность выражать свое мнение на центральной площади государства, после чего накал страстей, существовавший при запретах, куда-то испарился. Круглогодично, сменяя друг друга, здесь жили профсоюзники, коренные народы Америки, женские организации, производители сельско хозяйственных удобрений и многие, многие другие.
- Дай 20 долларов,- неожиданно вышла на Ерша девушка европейской внешности,- я американка.
Ерш стал быстро считать, прокрутил в голове комбинации из цен на обеды и ужины и предложил ей доллар. Взяла. Вася продолжил добираться к гостинице, но опять наткнулся на прептятсвие. Это был мужик с картонкой «Традиционная медицина». Вокруг мужика что-то дымилось, он растирал руки какой-то травой и уже двинулся, чтобы растереть ею виски Ерша. Вася отдернулся. В близости от мужика он увидел еще несколько таких же очень самобытных персонажей, уже круживших вокруг клиентов с какой-то природной материей.
«Электорат Элиаса Плутарко»,- оценил происходящее русский.
Рядом с хостелом, куда он заселился, Вася зашел в бар-соков и стал изучать карту. За время путешествия он серьезно пристрастился к недорогим натуральным напиткам из апельсинов и выпивал по 2-3 литра в день. Его очень радовала картина, когда апельсины грузят мешками, как картошку.
Маркетологу бара трудно было отказать в изобретательности.
Anticelisterol (Pomeio, Apio, Manzana, Nopal) – 25 pes.
Circulatorio (Frepsa,Aventa,Semilas, Girasol) – 25 pes.
Bomba Antigripal (Naranja, Guayaba, Kiwi) – 20 pes.
Tranquis-Tranquis – 28 pes.
Cerebrioso (Plantano, Anenta, Nues, Almendraz, Leche de Soya) – 22 pes.
Kitatoxinas – 24 pes.
- Отличные соки. В Оахаке на ул. 20 ноября есть такое же заведение - jugurere «Naganda»,- подсела к нему незнакомка и заговорила.- Медицина все плотнее переплетается с питанием…
- Вы из России,- удивился и напрягся от неожиданности Ерш.
«Опять чей-то человек,- подумал он и насторожился, но вида пытался не подать,- скорее всего, из команды товарища Мурко».
- Нет, живу здесь. Мои родители уехали в конце 80-ых из Украины в Канаду, где отец был лесорубом много лет, потом еще несколько дел начинал, потом заканчивал. Сейчас у нас ресторан «Маленькая Россия». Я - армянка… А названия на испанском действительно поэтические. Чего стоит, например,- она на секунду задумалась, ее ресницы стали быстро моргать, а глаза закатываться,- а вот, вспомнила – «Selecto marmelado. 100 % natural»..
Надписью «Селекционное» на продуктах была неким дрес-кодом для местных покупателей, она встречалась повсеместно и бросалась в глаза русском путешественнику, не привыкшему к столь биологическим определениям.
- Селекция, селекция, селекция,- продолжала собеседница, переодически моргая и закатывая глаза,- естественный отбор. Наш ресторан скоро будет закрыт, не пошло. Заходили только те, кто чем-то был связан с Россией, студенты-мексиканцы, учившиеся в России, русские из посольства. Местные не заинтересовались. Между Россией и Мексикой вообще очень редкие и весьма странные параллели.
Ерш вспомнил рассказ Эдуарда о его опытах быть гидом-переводчиком.
- В Мексику едут по большей части паранормальные личности,- говорил об этой теме Эдуард.
Вася при это слегка раздражался, потому что в героях его рассказа он узнавал, отчасти, и себя, беспомощно ищущего по миру источник жизненной энергии. Его мотив ко всем вызовам этих Уракиных и Татьян Кьян, скорее всего, был в том, чтобы найти истину, дающую сил.
Эдуард продолжал тоном сноба:
- Они все очень типичны. Тащат меня на верх пирамид, говорят что-то про энергетические точки, где можно зарядиться от солнца, раздеваются. Бред. Бред. Я молчу. Рассказываю, что знаю. Но им мало. Непонятно зачем, они обязательно хотят, чтобы я согласился с их лже-теориями. Все до одного этого хотят. Чтобы я одобрил их образ мысли и действия. Бред. Бред. Как будто специально меня нанимают, чтобы я подтвердил истинность их мышления и оправданность поездки в Мексику за источниками жизненной энергии.
Это мучило совесть Эдуарда. С одной стороны стояли его убеждения, с другой увеличение дохода, который сопровождался лукавством по отношению к своим убеждениям. Он думал и ждал совета.
- Вы много зарабатываете?- спросила неожиданно армянка.- Я без детей, языки знаю хорошо, даже китайский учила.
- Я?..,- задумался Ерш, и ему захотелось как-то взорвать этот разговор, идущий по ее нехитрому и скоротечному плану,- ровно столько, чтобы мои дети смогли положить мне в могилу детали от автомобиля. Ясно!?
Девушка перестала моргать, но взялась за сигарету и быстро закурила. У ней, видимо, появилось желание завершить все и уйти, но Ерш решил ее не выпускать уже.
- А как иначе,- продолжал он,- раньше, что клали в могилку умершего?– посуду, коней, украшения, иногда женщин. Положите мне в могилу детали от автомобиля! Ясно? Ясно?
- Я, наверное, пойду.- робко сказала она.- в России видимо что-то изменилось. Извините. Я просто услышала, как вы пытались на смеси русского, английского и испанского заказать себе сок, пол-года новых русских не видела. Здесь же в Мехико многие друг друга знают. Круг ограничен и не всех устраивает. Чего-то хочется…
- Пойдем,- сказал Ерш, заглотнув большую часть бокала и оставив 30 пессо на столе.
Они прошли по улице два дома и завернули в хостел, Ерш достал магнитную карту, пихнул ее в считыватель, они погрузились в лифт, коридор, карта в считывателе номера, номер. Окно было открыто, с улицы доносился ровный гул толпы, изредка прерываемый возгласами развеселившихся компаний и полицейскими сиренами.
- Смотри.
Окно выходило на католический Кафедральный Собор, построенный из плит разрушенной индейской пирамиды.
- Я хочу основать поселение в тайге. Вне техногенной цивилизации. Вспомни учебники истории. Междуречье, Египет, Греция, Рим. Это все лидеры производственного мира. Им надо было постоянно что-то возводить, строить, увеличивать потоки товаров. Но кроме них еще существовали массы других цивилизаций, которые не вокруг производств и городов выстраивали свое общество, а вокруг чего-то другого. Поедешь со мной в тайгу?
Армянка ожидала другого поворота, но все равно сказала: «Да, милый!»
В дверь вошли соседи по комнате, видимо, их подселили за период прогулки с Эдуардом.
- Хай!
- Хай.
-Ю а фром?
- Руссия. Ю?
- Джермани.
- О!. Ай но спиг инглишь,- говорить с ними Ершу не хотелось и он оценил свое знание английского и немецкого, как незнание,- но спиг дойч. Сори.
-О! Ок, Ок.
Он вернулся к армянке.
- Слышала что-нибудь про Бога? Я ищу пароль.
Армянка дрожала.
- Тебе холодно?
- Нет, все нормально… Ты знаешь, что в Мексике нет системы газопровода и отопления. Газопровод они не строят, потому что он может разрушиться от землятресения, а отопление им не нужно по причине теплого климата. Хотя бывают дни зимой не из приятных,- вокруг ходили немцы, разговаривая о чем-то на своем рубком языке,- хочешь, пойдем ко мне, погуляем, поужинаем. Ты чудный. От слова «чудной».
- Ты на улице Дунайской живешь?
- Нет
- В Непантле?
- Нет, почему в Непантле? Это что?
- Да, так. Я тебе, наверное, переморочил. Я не пойду к тебе. Завтра рано поеду в Оахаку. Оставь мэел, запиши мой. Я еще вернусь в Мехико…
Они молча дошли до метро, попрощались. К Ершу подъехал молодой человек на мопеде с надписью на майке «Turisto Centro». Майка был грязная, а глаза его напоминали смолянистые от марихуаны очи растоманов с берегов Ганга в Индии. Представитель туритического центра что-то предложил, на часах уже было около 10 вечера, Ерш ернечески посмотрел на него и отказался, дав понять, что учуял мелко криминальный подвох.
Ранним утром Вася выехал из столицы в Оахаку, и уже во второй половине дня был на месте, оставив позади 10 часов пути. От вокзала в старый город решил пойти пешком и сразу оказался в некой новой, невиданной доселе реальности. Двух этажные старые дома были выкрашены в самые разные цвета. Некоторые из домов были выкрашены в два цвета, причем констрастных. Например, кайма вокруг дверей и окон была синей, темно синей, а сам дом ярко красным.
В купе с классической архитектурой этих домов, барельефами, лепниной, кованными чугунными балконами, город представлял собой соединение доселе несоединимого, на взгляд Ерша. Двухэтажные цветные постройки настолько не вписывались в полупустынный сухой пейзаж с рядами вездесущих гаражей-жилищ, который он наблюдал дорогой из автобуса, что Васе казалось, будто он шел по какому-то детскому конструктору, собраненному здесь совершенно случайно. Чем ближе бывший русский менеджер приближался к центру, к zocalo, тем его удивление увеличивалось. По улицам, чистым и геометрически правильным, шли потоки низкорослых темноволосых женщин, одетых в национальные костюмы. Женщины носили длинные юбки и яркие кофты. Видимо, по стандартам местной моды, их волосы были заплетены в две длинные смоляные косички, причем, такая прическа была выбрана вне зависимости от возраста – с косичками ходили все – девочки, девушки, женщины, бабульки. Европейская цивилизация не тронула совершенно оахакских женщин-сапотеков, а вот мужчины переоделись в брюки и рубашки, и потерялись в этом городе совершенно. Индейцы не обращали на иноплеменника внимания.
Увидев на стене одного из зданий большой красочный герб Оахаки, размером с человеческий рост, и размещенный прямо над землей, Василий захотел сделать памятное фото. Выбрав позицию, настроив камеру ФЭД, необходимо было остановить человека, попросить взять камеру, направить объектив и нажать на кнопку. Пропустив пару стариков, он перегородил дорогу молодому человеку и протянул ему камеру со словами:
- Фото.
Паренек отшатнулся.
«Идиот»,- подумал Ерш.
С такой же просьбой он обратился к последующей паре молодых людей. Результат тот же. Третья, четвертая, пятая попытки завершились ничем. От него шарахались и однозначно не хотели общаться, робости и испуга индейцев не чувстововалось. Это начало вводить героя в недоумение и поставило перед ним серьезный вопрос – не является ли шовинизм нормой в южных провинциях Мексики, где коренные индейцы – это, в отличие от Мехико-сити, уже большинство.
«Индейцы не любят американцев-габачо, те устроили им демократию – сгоняли с земель и проводили массовое уничтожение, геноцид,- сообщил как-то Эдуард,- это понятно, да. Будь готов».
Ерш вспомнил, что название любого мезоамериканского племени на их языке переводится всегда одинаково - «люди». Сапатеки по-сапатекски – «люди», ацтеки по-ацтекски – «люди», ольмеки по-ольмекски – «люди». Для каждого из них представители других племен, а тем более белые, за людей, согласно традиционным взглядам, не считаются. Оказавшись в непредполагаемой изоляции, Ерш поспешил в хостел, где он хотел разместиться, сотрудники которого, по его предположению, будут вынуждены нарушить фашистско-индейский байкот.
Встречаемые по пути туда индейцы, как ему казалось, смотрели на него с ненавистью и неприязнью.
Нostel de Mercado г. Оахаки, где Василий поселился, был абсолютно пуст, что подтверждало его опасения по поводу нравов местных и особенностей туризма, хотя служащие гостиницы смогли поговорить с ним на несколько вольных тем.
Рядом с гостиницей располагался продуктовый рынок - Mercado, изначально заинтересовавший нашего героя в качестве места для ужина, но Ерш, приняв душ, стал подумывать о том, что может быть утром отсюда сотоит ехать дальше - в Пуэрто-Эскандидо, курортный городок на берегу океана, где атмосфера должна быть иной, более доброжелатльной. Ничего не съев, голодный он готовился лечь спать, слушая звук начавшегося проливного дождя.
Впереди замаячил сезон дождей и скучные дни, проведенные в пустом хостеле рядом с рынком.
Вася еле стоял на ногах и практически валися в кровать после тяжелго переезда, но силы на прочтение нескольких православных молитв все же нашел.
Было время, когда слова «Иисус Христос» в молитвах вызывали в его душе легкую неприязнь. Тогда он просто пропускал их, не читал и не произносил, целиком отдаваясь остальному составу православных текстов. Сейчас то неприятное чувство уже давно осталось в прошлом. Однажды, на работе у него прямо спросили: «Ты что, стал верующими? В церковь стал ходить»? Вася не сразу дал ответ, ибо почему-то возникло желание сказать «нет», откреститься от своей слабости и беспомощности, ведь именно открывшиеся теперь слабость характера и неуверенность в себе, по предполажению коллег, побудили его начать ходить в храм. Вопрос их, по-сути, звучал так: «Ты что, не уверен в себе, ты слабак, ты неудачник»? Преодолевая себя, он ответил прямо без двусмысленностей: «Да, я хожу в церковь»! Признался на весь офис акул бизнеса: «Да, я слабак, и не уверен в себе, да, я неудачник, лох»! Именно после этого легкая внутренняя неприязнь при словах «Иисус Христос» ушла.
Проснувшись утром, и рыская по улице в поисках едальни, он опять уткнулся в дом с гербом - при внимательном рассмотрении он оказался полицейским участком. Прочитав это на вывеске, Ерш невольно отшатнулся и быстро пошел дальше. Идейцы стали улыбаться ему, а через несколько кварталов он увидел знакомые слова. jugurere «Naganda». Продавщица была одета в халат, на лице – марлевая повязка, ее хрупкие руки с трудом давили апельсины и другие фрукты, а объяснить происхождение столь необычных названий напитков она не смогла. Сок чуть сбил аппетит, а увиденные предметы народных промыслов на рынке, находившемся рядом, отвлекли его внимание от желудка.
Ершов стал копаться в каком-то барахле, потом примерил размер гамка, повыбирал оахакский шоколад и, держа в руке пакет с купленной бутылкой «Мескаля», алкогольного крепкого продукта на основе кактусов, понял, что заблудился. Что-то поманило его в другой павилион и, преодолев ворота, он достаточно серьезно сменил обстановку. Это был Mercado, из входа с другой от хостела стороны. Индейцев здесь было гораздо больше, они сидели за многочисленными столами, украшенными букетами свежих цветов, мимо которых бегали официанты – те самые бабульки с косичками. Его кто-то окликнул. На прилавке были выложены пласты разного мяса. Симпатичная молодая индейка спросила что-то и стала показывать пальцами на куски. Ерш автоматически показал на понравившийся. Официантка взяла его и посадила за свободное место одного из столов. Вокруг во всем заведении не было ни одного белого человека, только около сотни индейцев, опять не обращавших на него никакого внимания.
«Наверное, за все это многолетнее мировое турне,- подумал Ершов, вспомниая активность местных в Индии и Эфиопии по отношению к нему,- это я изменился. Погрубел, ощетинился».
Общепит на рынке отличался от десятков забегаловок, которые он уже видел мельком в центре города. Прикинув, он сделал оправданный вывод, что качесто продуктов здесь должно быть идеальным, от производителя. Ламоть мяса с хлебом действительно были очень вкусной, хотя и достаточно простой пищей. Индейцы здесь кормили своих людей, индейцев, что предполагало высокий уровень качества питания. Поев уже вечером в центральном ресторане города и одав сумму, втрое превышающую ту, что он заплатил за жаренное мясо на рынке, Ерш все оставшиеся дни обедал и ужинал строго у аутентичных индейцев. Народная еда была более вкусной и менее дорогой, но более простой, чем то, что предлагали в центре. Да и сервис на рынке удивлял некой домашней обстановкой. Помимо указанных букетов цветов, здесь не было услужливых официантов, в чьих глазах он периодически прочитывал что-то противоположное демонстрируемым образам беспристрастности. Хорошо питаться именно на рынках Вася смог и в других мексиканских городах, где он побывал.
Пить к мясу пришлось «Кока-Колу», и Ерш решил выпить пару глотков за Висента Фокса, президента этой компании, ставшего потом президентом Мексики. К нему вкрадчиво подошла торговка, какие уже за время обеда неоднократно пытались продать русскому необременительные, но однооборазные безделушки.
- Jade,- сказала та и развернула тряпицу с четко отпалированными кубами серо-голубого цвета,- jade, jade.
Ершу понравилась их форма, ровная, заманчивая и он, нарушив свою установку, не покупать того, чего заранее не хочется купить, обменял несколько купюр на каменный куб.
- Jade,- повторила старушка с косичками.
На улице, куда он вышел после обеда, ему бросился в глаза большой плакат, на котором была изображена женщина в черной мантии с вышитыми золотыми буквами, сливающимися в орнамент, и короне. Под женщиной была подпись – «Nuestra senora de la soledad de Oaxaca» - уже несколько раз встречающиеся здесь слова. Вечером он получил по электронной почте письмо от Эдуарда с переводом, так как сам не занл испанского. «Дева Мария Оахакская Одиночество».
Оахакское одиночество отразилось для Ерша свободным врменем вечером, который надо было как-то занять, он просто решил подремать.
В номер постучалась одна из сестер-управляющих хостела и позвала Ерша к телефону. Полусонный он взял трубку на ресепшене, где вторая сестра прятала в шкаф ноут-бук, по которому он только что выходил в интернет. Ноут-бук был привязан к шкафу на длинном стальном тросике.
- Алло, Василий,- это была армянка из Мехико-Сити, которой он только что бросил несколько общих слов на e-mail, Изабэлла, томным голосом она произнесла.- Я думаю о тебе. Ты такой загадочный. У меня есть неделя. Давай путешествовать вместе. Я завтра утром могу быть у тебя.
Провести неделю Ершов планировал один, и надо было срочно ответить ей что-то вразумительное. Он попытался сменить тему:
- О…Бэлла ,- прозвучала несколько вульгарно, но вместо холода у Ерша прорвался какой-то неуместный флирт, ему не хотелось обрывать этот контакт разом и навсегда,- я только что узнал, что здесь родился жесткий карлик-сапотек Бенито Пабло Хуарес Гарсиа, ставший впоследствии президентом Мексики на период с 1867 по 1872 годы. Это единственный президент Мексики из индейцев.
На противоположном конце провода ожидание нарастало.
- Когда приеду,- как можно мягче произнес Ерш,- я тебе расскажу и кое-что привезу. Зпомни это слово,- и он тошнотворно-сладострастно произнес слово: «Jade».
Будущее куба все-таки осталось неопределенным. Изабэлла не ответила, звонок сорвался. Это стало нервировать русского менеджера, и единственное, что он мог сделать, это написать ей письмо, полное желаний встречи. Ерш терпеть не мог, когда на него обижаются и готов был пойти на многое, чтобы снять это напряжение между ним и другим, даже малознакомым человеком, с неопределенной мотивацией.
«Неужели меня снова пасут сучьи топы за китайский прах.- думал он,- Вряд ли будут тратить на это бабки».
За jade-куб Ерш отдал сине-зеленую купюру в 20 песо. Изображен на ней был карлик-сапотек Бенито Пабло Хуарес Гарсиа, одетый в пиджак.
Ерш вышел из хостела, подошел к уличному торговцу соком и выпил пол-литра апельсинового сока за сапотека Бенито Хуареса.
В День индейской расы в Мексике творится что-то невообразимое. Правительство вынуждено укрывать памятник испанцу Кортесу, уничтожившему индейскую цивилизацию, пленкой, ибо каждый год сотни демонстранотов норовят залить его краской и много раз делали это, пока власти не придумали выход, сберегающий расходы на клининг.
Поужинать Ерш решил на оахакском Zocalo. Обошел все рестораны, расположенные по периметру, взвесил цены и, поняв, что они примерно равны, сел. Пока ждал, перед ним и другими посетителями успело выступить несколько уличных музыкантов, сменяющих друг друга, как в радио эфире. Между выступлениями музыкантов откуда-то доносился «Интернационал» и запись речей Че Гевары. Здесь тоже жили протестующие.
Энчиладес, сырный пирог, принесли очень большой, и уже на половине его Ерш сдался под натиском объема и количества чили, уйдя в отказ. Его еще ждали купленные днем, но не распробованные «пикка» - сушеные кузнечики, по сравнению с которыми энчиладес заметно уступил в доставляемых гурманских переживаниях.
Эдуард консультировал Васю и настойчво направлял его в Пуэрото-Эскандидо:
- Отдахнешь от древностей, это же курорт, девочки, все дела, я б с тобой, но у меня жена.
Просто ему самому туда очень хотелось.
Сильнее чили в Мексике жгло только солнце этой курортной зоны. Спрятаться от жары можно было в маркете «Super Сhe» - под гигантской системой кондиционеров. Иностранные туристы, обходя стороной прилавки с местными товарами, толпились у продуктов со знакомыми надписями «Nestle», «Unilever». Среди местной экзотики можно было обнаружить целую полку пакетиков растворимого сока «Zuсo», знакомых по российской действительности 90-ых. Слоган из рекламы того времени был такой: «День рождения не был на праздник похожь, пока не появился Зукко». Водка «Русский стандарт» стоила в Пуэрот-Эскандидо дешевле, чем в России. В продаже имелся алкогольный коктейль Molotov в баночках. Рядом со стендом, где предлагалась стандартная информацию о правах покупателей, размещалась тачка, доверху набитая разными товарами, около нее висел список и цена за все разом.
На пляже спрятаться от солнца было сложнее. Отель «Serf Pacific» был полупуст, и местные пытались заработать на всем. К осевшему под пальму на берегу иностранцу сразу подбегал юноша и просил оплатить удовольстиве.
- Пальма принадлежит моей маме.
Бэлла настойчиво звала Ерша к себе в Мехико-Сити.
Вася решил выехать из Оахаки в Сан-Кристобаль.
- Давай делать бизнес,- прочитал Ерш ответ армянки, когда в Сан-Кристобале заселился в хостел.
- Давай,- без серьезных намерений кинул он ответ, не прошо и десяти минут, как Бэлла выложила план.
- Турбизнес. У меня есть один человечек. Хороший гид, но не твердый по жизни, ломается, ленится. Русский аспирант в Мехико. Я его додавлю и вставлю как иглоку в швейную машинку. Нужен кто-то, кто мог бы в России продвигать проект. Думаю, это будешь ты. Ты очень умный. России нужна Мексика, пирамиды, загадочность, с рестораном не сраслось, здесь должно. Не Мексике - Россия, а России - Мексика. Разницу чуешь, песик. Вернешься в Мехико, встретимся. Рада, что мы наконец-то поняли друг друга без лишних слов.
Особо русского героя заставила задуматься последняя фраза об установленном понимании без лишних слов и обращение «песик». Была ли в этом ирония или все ограничилось банальной глупостью, смешанной с лизоблюдством - Ерш не мог понять, поэтому решил пока замолчать.
В Кристобале он нашел транспорт, который мог бы доставить его на один день в Паленке, добираться надо было часа четыре в одну сторону. Договорился сесть утром в автобус с группой европейских студентов. В группу немцев каким-то образом затесалась знойная мексиканка лет 35 и бельгийский мальчик, который жил и учился испанскому языку в соседнем индейском государстве Гватемале.
В Паленке Вася с мексиканкой залез в одну из пирамид, где было так темно и малолюдно, что на мгновение возникла пикантная ситуация. В этот момент Ерша волновала абсолюто другая тема, и на расширяющиеся зрачки мексиканки он произнес два непривычных, но чем-то знакомых ей слова:
- Мавзолей. Ленин.
И скромно улыбнулся.
Бельгийский мальчик бродил по комплексу пирамид один. Когда на оборатном пути группа немцев попросила водителя остановить автобус, взяла свои рюкзаки с багажника на крыше и ушла в сельву, то бельгиец стал как-то нервно улыбаться, а потом почувствовал себя чуть раскрепощеннее и попытался даже неровно шутить.
Ершу было не до женщин и не до шуток. С момента своего приезда к пирамидам он муссировал в голове картину из далекого 1989 года.
Принятых в пионеры, их, одноклассников повезли на Красную плошадь – в Исторический музей и в мавзолей, где лежал вождь. Взрослые люди, учителя, представители комсомола в этот день были особенно важными, но ему почему-то казалось, что это какая-то придуманная игра по ролям. Что-то наподобие казаков-разбойников или войнушки, в которые он еще за пару лет до этого увлеченно играл на стороне гестаповцев во дворе.
Тогда, в 1989 он ощутил, что ему предлагают новые, взрослые правила бытия.
С каждым годом Васлий стал уверяться, что взрослый мир зачем-то постоянно пытается построить общественные отношения людей вокруг каких-то искусственных атрибутов – красных галстуков на русских детях или количестве перьев в головных уборах доколумбовых жителей Америки. Казалось, что эти правила - чужие. Но особо ему не нравилось то, что их нельзя было менять, хотя хотелось очень.
Он отчетливо помнил то, как, волнуясь, вышел перед колонной одноклассников в православном храме Василия Блаженоного, где и был размещен Исторический музей, как произнес клятву, как несколько взрослых ритуально салютовали ему согнутой рукой в ответ.
Все было, как в спектакле, но очень важно и торжественно, экзальтированно. Его искренне поздравляли с этим значительным для любого человка событием, событием, открывшим новую страницу в жизни. Десятки лет пионерия была целой индустрией – с бюджетами, административными органами, карьеристами, символикой, докладми и совещаниями вокруг установленных жизненных ценностей.
Вообщем, впоследствии все это оказалось бредом, галлюцинацией, плодом работы воспаленного мозга идеологов, которые умудрились сотню миллионов человек приучить жить по написанным правилам, поработить культу.
О мистической стороне акта в храме он, конечно, не задумывался в свои 10 лет от роду.
«Наверное,- думал Ерш уже сейчас, в глубине пирамиды в Паленке,- на протяжении всей истории у разных народов некие власть имущие группы постоянно пытаются подчинить остальных культу вокруг каких-то атрибутов».
«А чему,- продолжал думать он в автобусе,- интересно, порабощен сейчас этот бельгийский мальчик, пытающийся шутить над ушедшими в лес фашистскими диверсантами»?
Мальчик ощутил, что мысль русского героя остановилась наконец-то на нем и, изобразив мучающегося от несворения желудка человека, произнес: «хот дог паленке»
Видимо, его тоже волновало качество съеденного у пирамид продукта. Все рестораны оказались закрыты, кроме бабушки с пирожками, покупать продукцию у которой ринулись все, кроме знойной мексиканки. Но поазди уже было 4 часа езды, впереди – столько же и голод сломил такие и ее. Свой хот дог она дожевала уже в отъезжающем автобусе. Он действительно был ужасный.
Вернувшись в Сан-Кристобаль, чьи стены были изрешечены сапатистскими граффити и призывами к крестьянской революции, Вася зашел в первый попавшийся общепит. Это оказалась кофейня, но с одним единственным столиком в очень маленькой площади, столик был свободен. Одиночеством Ерш и соблазнился, заказав пироженые и кофе. Индивидуальный подход. После 4 часов пути в компании белгийского дарования, которому Ерш, тоже ради шутки, насыпал полную ладонь кузнечиков, и предложил растереть их и вынюхать за английскую королеву и в качестве противодиарейного средства. Тот не стал.
Русского так раскачало в дороге, что купленные в кофейне пироженные не вошли. Срочно захотелось на улицу, и чрез два квартала он подошел к центральному месту города – к кафедральному собору Сан-Кристобаля.
-Сеньор, Сеньор, Сеньор,- пел церковныйхор мужчин в модных пиджаках.
Серенады, посвященные Сеньору-Господу, с инструментальным сопровождеием гармоники, гитары и бубна, исполнявшиеся перед таинством причастия, показались русскому герою очень необычными. Причащались мексикацы индивидуально. Лжицы нет. Священник мокал кусочек хлеба в чашу с вином и своими руками клал в рот причастнику.
К Ершу неожиданно подошла женщина и протянула руку для рукопожатия, он оглянулся, все прихожане стали пожимать друг другу руки и обниматься.
Ерш смутился и все же пожал.
«Дружеское, неритуальное пожатие»,- оправдал он себя очень быстро.
Женщина улыбнулась. Ерш где-то слышал, что принимать участие в богослужениях сектантов, еретиков и нехристиан нельзя, но относился к этому запрету легко. Любопытство перебарывало, и он готов был присутствовать везде, где можно было посмотреть то, как устроен мир во всем своем многообразии, особенно, когда это касалось чего-то древнего и аутентичного.
Вася, вообще, последние годы много думал о том, что сейчас идет некая война между постиндустриальным обществом и обществами традиционными: «Высокотехнологичная матариальная цивилизация по всем фронтам, сознательно или нет, пытается стереть с лица земли те народы и этносы, которые не пошли по пути прогресса, а пытаются сохранить уклад, присущий их предкам. Они, эти народы, отказвшись играть в прогресс по написанным кем-то чужим сценариям, впечатляющим важностью и торжественностью раскрытия иного, иноплеменного, нового и «действительного» бытия, сейчас являются самыми бедными – тибетцы, чукчи, пуштуны, коренные индейцы, бирманцы, индусы, эфиопы… - они еле выживают в лачугах, вперемешку со скотом, но не сдаются. Они – эти живая история. Это некие нити к истокам той ситуации, в которую сейчас пришел цивилизованный мир. Концы этих нитей можно увидеть, потрогать, подергать за них в нескольких точках земли, населенных данными этносами. Каналы, при помощи которых постиндустриальный клубок может распутаться, нынешним хаосом забиваются, тонут в обилии информационного мусора. Во всех этих аутентичных регионах люди поколениями не меняют свой уклад и не чувствуют себя несчастными. Эти регионы – живой кричащий пример, что техногенная цивилизация – это не единственный способ существования на планете, что есть иные экосистемы».
Утром следующего дня Ерш пришел на рынок, поел и стал искать маршрутку на Чамулу. Эдуард гарантировал, что там можно увидеть воочию прявление религиозного сенкретизма, а именно, смешение древних культов, христианства и модерна.
В единственном храме Чамулы, на устланном травой деревянном полу, в окружении статуй святых, расставленных по периметру храма, сидели на корточках индейцы, объединенные по семьям. Они истово молились, не замечая вокруг ничего. Везде горели свечи. В центре храме стояла стауя Иоанна Предтечи, но атмосферика была далеко не католической. Храм не напоминал официальное пристутсвенное место, как это было здесь очень часто. В руках у всех молящихся были бутылочки с «Кока-Колой». Окончиву ритаул, глава семьи разливал напиток, который ее членами выпивался с благоговением. Индейцы в храме ритуально пьют «Кока-колу», причем, один ящик «Кока-колы» равен по своей магической силе двум ящика «Пепси-колы».
Чамулы Ерш не увидел.
Пока искал маршрутку, несколько раз ему попадался транспорт, напрявляющийся в некий «СЕNTRO PALESTINO», и внутри что-то подсказывало, что надо сесть именно сюда. Он послушался внутреннго голоса. В пути мелькнул билборд «Кока-Колы» с намалеванным краской фашистским крестом. Приехав в деревню, он долго и бессмысленно бродил между серыми полуразваленными домами, пару раз наткнулся на небольшие стада баранов. Индейцы копались в своих огородах и, как у них было принято, ни в какую его не замечали. Выбор маршрутки оказывался обманчивым. Походив час, он вышел к остановке, где его высадили. СЕNTRO PALESTINO была стандартная, видимо, мексиканская глушь, где с трудом можно было бы решиться даже поесть в общепите, но и его здесь не было. Вокруг остановки размещались все те же одноэтажные дома. Ожидая автобуса, Ерш стал пристально вглядываться в редкие передвижения, проходившие в поле его зрения.
Две изнеможденные собаки, стайка детей, бабулька с косичками… Даже такси проехало! В его сторну шли двое мужчин среденго возраста, что-то живо обсуждая. Увидев Ерша, один из них посмотрел на часы, и они оба улыбнулись. Один из них властно махнул Ершу рукой. Василий встал и вяло двинулся к ним, в этот момент второй мужчина пожал руку своему попутчику, и стал удаляться в сторону.
Стоит отметить, что центр мексиканской Палестины все-таки был украшен некой площадью, пяточком - прямо перед остановкой.
Индеец взял Ерша за руку и повел, тот не сопротивлялся, потому что не сомневался, что рано или поздно уедет отсюда, маршруток на линии Палестина-Сан-Кристобаль, судя по обилию их с надписью «СЕNTRO PALESTINO» во время отъезда с рынка, было много, а возникающий неожиданный поворот может обогатить Василия впечатлениями.
«Не в них ли, впечатлениях, кстати, источник жизни»,- мелкал периодически вопрос у Ерша. На счет мужика он был абсолютно уверен, что тот захочет ему сейчас что-то продать.
Они подошли к халупе, входная дверь была открыта, в огорде что-то делала молодая девушка. Зайдя в комнату первым, Ерш обомлел. Во всю длину стены там размещалось что-то наподобие алтаря. На столе, покрытым белой тканью, лежали свежие цветы, стояли иконы, распятия, свечи, статуи святых. На стене над столом была размещена картина с библейской сценой – седовласый бородатый дед в короне, опершись рукой о колонну каменного здания, держал в руках какие-то свитки. Освещение давали только свечи.
- Соломон,- пояснил индеец о седовласом старике.
На полу лежал коврик, все было чисто, по углам комнаты стояли кровати.
С виду убогое, малометражное помещение, являющееся единственным местом обитания этих людей, оказалось храмом.
Мужик вывел Ерша и повел в соседний дом, где что-то дружелюбно сказал хозяину на индейском языке. Тот оторвался от работы по починке ботинка и открыл перед Ершом свою дверь. За ней было то же самое, что и в первом доме - жилище, совмещенное с храмом, или, по крайней мере, с молельной комнатой. На кровати в углу его жена возилась с маленькими детьми.
В обоих случаях церковная атмосфера в малометражных помещениях превалировала над бытовой, хозяйственные предметы были оттененным и заметны только во вторую очередь.
Выйдя на улицу, его путеводитель окинул взглядом все дома, что перед ними находились, и дал Васе понять, что за дверями так – везде.
Ерш с мужиком вернулся в первый дом. Девушка, возившаяся в земле, уже накрыла на стол, придвинутый к одной из кроватей. Перед Ершом стоял какой-то чайник, большой сухой тонкий хлеб из бобов - тортилья, кружки и какая-то съедобная масса с масялинстым запахом.
«Как неожиданно,- подумал Ерш,- неужели, продукт, содержащий Бога».
Индеец положил ему руку на плечо, что, по мнению Ерша, могло означать только одно – призыв – «Мужайся!». Он почему-то вспомнил, что североамерикансие племена индейцев взяли сейчас в свои руки, под свой контроль все игорные заведения США.
Ерш взял в руки тортилью с нанесенной сверху массой. Индеец перекрестился. За ним это сделала девушка. С ожиданием вкуса напоминающеего псилоцибиновые грибы, Василий съел угощение. В голове всплыл Ленин, его загородная резиденция в Горках, куда его возили пионером на экскурсию. В прихожей был комод.
- А почему на комоде нарисованы ядовитые мухоморы?- спросил тогда Ерш у экскурсовода, но ответ она не дала, и Ерш потом часто вспоминал эту обидную ситуацию, ведь вместо ответа, она обдала его таким презрительным взглядом, что весь класс ощутил - в их среду затесалось какое-то инородное тело, и это тело - Ерш.
Вкус у грибов оказался приторно сладким.
- Манго мармелада,- произнес хозяин и добродушно улыбнулся.
По-видимому, это был какой-то деликатес, лучшее угощение для гостя.
Что простимулировало туристическую покупательскую способность Ерша. Он суетно полез в свою сумку, достал кошелек, вынул несколько купюр и по-русски произнес: «Продай», указав пальцем на баночку.
В комнате как буто-то появился кто-то еще, какое-то новое существо, чье присутсвие омрачило индейца, его добродушный взгляд сменился чем-то механически-отстраненным. Радость потухла.
Или протухла.
Чай допивали молча. Ерш понял, что его коммерческое предложение было неуместым.
Обиду, нанесенную индейцу, хотелось снять.
- Простите, сэр.
Вася уже давно знал механизм присутсвия этого незримого существа в бытии и вел с ним борьбу дажа при малейших намеках на его вживление.
Человек, затаивший обиду на кого-то и не имеющий сил ее вытравить из себя, будет бессознательно, на автомате, вести себя так, чтобы обидеть окружающих. Это как вирус, распространение которого надо было пресечь сразу.
«Прости, Господи»,- сказал Ерш про себя.
Когда русский уже уходил, девушка выбежала из дома, окликнула его, идущего по улице и, не глядя в глаза, как-то сухо, протянула баночку с манго мармеладо.
- Представляешь, Эдуард, в деревнях здесь люди живут прямо в маленьких храмах. Целые улицы храмов…Будешь мармелад?– Ерш, вернувшись из провинции, был рад встречи с соплеменником.
Эдуард встретил Ерша, после его тура по регионам, в Мехико, чьи улицы, кстати, были набиты слепыми так плотно, что те буквально натыкались друг на друга. Аспирант показался слегка нервозным, но, выпив купленную Ершом бутылочку пива, разговорился о проблемах быстро.
- Помнишь,- сказал Эдуард, когда они шли по Кубинской улице мимо проходящей пары с палочками в руках, прощупывающей пространство в радиусе 1 метра,- я тебе рассказывал про мою попытку стать гидом по Мексике... Денег нет сейчас, я одной армянке должен десять бенджаминовских центнеров… Что ты думаешь?
Ерш чуть осел с пьедестала своего домохрамового энтузиазма. Он почувствовал чужую жесткую волну и то, что уйти от ответа, отмахнуться ему сейчас не удастся, но все же попробовал это сделать:
- Я в этом плохо…
- Это понятно.– Эдуард чуть не сорвался на истерику, его длинные волосы наполовину рассредоточились из резиночки от презерватива, стягивавшие их сзади головы.- Дело не в истории Мексики… Это касается внутреннего закона, моей внутренней истории. Я не хочу говорить им то, во что не верю, а они хотят мне платить только за это! Врубаешься! Русская душонка.
- Православное вероучение,- попытался перевести с себя отвественность Ерш,- говорит что…
- К черту религию,- оборвал его Эдуард,- Бред это. Религия мне предлагает уже готовый продукт. Мне это претит. Мне это не надо. Я хочу сам все понять.
- Эдуард, но это как раз тот внутренний закон, который проверен опытом веков, люди жили по нему, и знают как надо и как не надо. Века исследовали это личным опытом.
На улице какого-то бандитского вида мексиканский мачо зажигал свечу в уличном алтаре – это был стеклянный прямоугольник высоток в 1,5 метра, в котором размещалась статуя Иисуса Христа, цветы, подсвечник, рядом крутилась ребятня, желающая походить на уверенного в себе молодца с татуировками. Бандит перекрестился.
- Я не верю. Я просто не верю, что сейчас можно быть святым. Это нереально. Это миф. Вымысел. Бред. Бред. Такое невозможно. Ты видел резиденции общинных лидеров майя в музее? Они характеризуются археологами нахождением в могильниках, в местах захоронений, ассоциативных артефактов – керамика, раковины, которые говорят о более высоком статусе похороненных здесь их обладателей - по сравнению с другими общинниками, в чьих могильниках таких вещей нет. Эти штуковины, что вкладывались с могилы, носили социоцеремониальные функции. Например, у майя элита использовала посуду из абсидианта, а простые люди - из кремния. Или головные уборы… Он всегда был показателем статуса здесь. Чем больше перьев, чем лучше дизайн и выделка, тем солиднее человек. Но главным мерилом богатства в индейских цивилизациях был нефрит. По-испански «Jade». Элита стремится контролировать престижные сектора экономики, не разбираясь в средствах и методах. Еще Аристотель говорил, что «величайшие преступления совершаются из-за стремления к избытку, а не к предметам первой необходимости». Мощные племена, их вожди, как саранча, колонизировали и оккупировали те районы, где были природные залежи нефрита, и занимались производством из этого камня, подчиняя этой цели остальные слои общества. Власть одних – это ограничение прав других. Вся система жизни крутилась вокруг этого камня. Все хотят и стремятся к тому, чтобы обладать чем-то из нефрита. Обладать социоцеремониальными предметами! Таковой мотив по отношению к разным редким, недоступным или малодоступным вещам был всегда и везде… На кладбище в Москве я видел мраморную плиту, человек умер в 90-ых, молодым, ну так вот, на мраморной плите была выгравирована его фигура с сотовым телефоном, причем демонстративно находящимся в руках… Других мотивов у существа, названного человеком, нет! Только желание влезть на пирамиду, да повыше. Зачем обманывать людей фантазиями…
- Эдуард, Эдуард, Эдуард, постой. Что ты говорил про нефрит?..- поинтересовался Ерш.
- Это тот самый продукт, который двигал людьми, потому что люди искали и желали его, гонялись за ним, действовали во имя его. В каком-то роде – это источник нашей жизни, прогресса. Вся беда в том, что наука, постулирующая прогресс в некие догматы, первоначально была орудием религии и промышленности. Религии и производство сливались изначально в речах племенных вождей. Религией эти вожди управляли потребностями человека. Чертовое единоначалие, когда какой-то пень будет говорить, как я должен жить… Своды законов, правила этикета и заповеди церкви произросли из одного авторитарного самодержавного корня становления и управления государственной машиной. Увеличивающиеся магатоны познания, идиотский рост разнообразия предметов, служащих для удовлетворения человеческих потребностей – это всего лишь уродливое проявление истинного, внутреннего прогресса, уже наступающего!.. Общество привыкло видеть и оценивать прогресс в категориях человеческого счастья – удобно, комфортно. Все гораздо глубже. Любое семя, в процессе своего развития проходит путь от однородности строения к его разнородности. Это процесс дифиренцирования. Разделения в самом себе. Бесконечное дифференцирования приводит к созданию сложного соотношения тканей и органов, которые образуют зрелое животное или растение. Органический биологический прогресс – это превращение однородного в разнородное. Развитие Земли, истинный узаконенный прогресс в любой сфере идет по тому же пути дифиренциации, развитие – это множественность. Общественный организм закономерно движется к разнородности, разообразию…
- Это же аннигиляция?... Эдуард… Это же распад...
- Так это же и хорошо. Финита ля комедия.
Эдуард глотнул пива.
До Непантлы надо было добираться чуть более часа на пригородном автобусе, среднестатистические мексиканцы, конечно, не понимали русскую речь и были лишены возможности услышать этот глубоко философский диалог.
В Непантле таксист за 30 пессо выступил экскурсоводом.
- Храм закрыт сейчас, падре приезжает только на воскресную службу.
Они обошли кругом каменную церковь, расположенную на одном из заборшенных земельных участков в окружении огородов и одно-этажных мексиканских дач. Все двери храма были замкнуты. Сквозь пыльное стекло окна удалось заглянуть внутрь – полутьма позволяла разглядеть знакомое убранство православного храма. На обратной стороне нескольких икон, прислоненных к окну, можно было прочитать написанные ручкой имена святых, изображенных на них. Во дворе храма обнаружили бюст из вулканического камня. Таксист сказал, что это основатель храма – Хоэль Очоа, умерший. Казалось, что храм тоже мертв. Окружающая русский правослывнй храм мексиканская глуш будоражила воображение. Картинка как будто застыла, засохла. Вокруг – только выжженная земля с подобием растительности, кактусы.
- В прошлом году падре устраивал крестный ход. На Покров Божией матери. Много людей приехало.
- Каким судьбами он был здесь построен?
Таксист не знал.
Население Непантлы – 9 000 человек. Кроме церкви здесь еще есть две точки приложения импульсов истории. Непантла – родина известной мексиканской поэтессы Хуаны де ла Круус, а также – сейчас - большой кусок земли здесь принадлежит сыну одного из министров МВД Мексики, который в 1968 году расстрелял студенческие восстания УНАМа, за что уже много лет находится под домашним арестом. Восстание началось, как и подобает любой провокационной акции в самый неподходящий момент для власти - за десять дней до начала 19-ых Олимпийских Игр в Мехико. Спусковой крючок нажали неизвестные снайперы на крышах.
В высохшем фонтане у храма Непантлы была найдена деревянная дощечка с выжженной на ней цитатой и ссылкой на Prov 3-9…27. Proverbiorum по лытыни, сокращенно Prov. - Притчи Соломона.
Эдуард не знал латынь, таксист - тем более, Ерш занес ссылку – Prov 3-9…27 - в свою записную книжку, а в хостеле исследовал вопрос.
«Чти Господа от имения твоего и от начатков всех прибытков твоих, и наполнятся житницы твои до избытка, и точила твои будут переливаться новым вином. Наказания Господня, сын мой, не отвергай, и не тяготись обличением Его; ибо кого любит Господь, того наказывает и благоволит к тому, как отец к сыну своему. Блажен человек, который снискал мудрость, и человек, который приобрел разум,- потому что приобретение ее лучше приобретения серебра, и прибыли от нее больше, нежели от золота: она дороже драгоценных камней; [никакое зло не может противиться ей; она хорошо известна всем, приближающимся к ней,] и ничто из желаемого тобою не сравнится с нею. Долгоденствие - в правой руке ее, а в левой у нее - богатство и слава; [из уст ее выходит правда; закон и милость она на языке носит;] пути ее - пути приятные, и все стези ее - мирные. Она - древо жизни для тех, которые приобретают ее,- и блаженны, которые сохраняют ее! Господь премудростью основал землю, небеса утвердил разумом; Его премудростью разверзлись бездны, и облака кропят росою. Сын мой! не упускай их из глаз твоих; храни здравомыслие и рассудительность, и они будут жизнью для души твоей и украшением для шеи твоей. Тогда безопасно пойдешь по пути твоему, и нога твоя не споткнется. Когда ляжешь спать,- не будешь бояться; и когда уснешь,- сон твой приятен будет. Не убоишься внезапного страха и пагубы от нечестивых, когда она придет; потому что Господь будет упованием твоим и сохранит ногу твою от уловления. Не отказывай в благодеянии нуждающемуся, когда рука твоя в силе сделать его».
В музей поэтессы Хуаны Инес де ла Круус русские не пошли.
- Это та баба, что изображена на купюре в 200 пессо, поэтесса и католическая монахиня 17 века. Здесь вообще любят изображать творческих, духовных личностей на деньгах. На 500 пессо – художник Диего Ривера. На 1000 – священник Мигель Идальго, вдохновитель восстания за независимость против испанского гнета. Он был казнен. Это тоже самое, если бы у нас на деньгах был, напрмер, патриарх Гермоген, поднявший элиту против поляков в 1612.
- Она писала про cabalieros?- сострил Ерш.
- Монахиня. Только об этом и думал, конечно…
Когда на следующий день, уже в Мехико, они выдвинулись в сторону ул. Дунайской, Ерш процитировал строки, на которые была размещена ссылка на деревянной табличке, что вызвало у Эдуарда очередное подтверждение его теории.
- Вот видишь, на деньги разводят, ничего другого их не интересует.
Также, по возвращению из Непантлы, в электронном почтовом ящике Ерш обнаружил письмо с фотками от Бэллы. На снимках был тот самый сок-бар, где они познакомились. Она сидела с бокалом чего-то оранжевого и томно, по-щенячьи, смотрела в камеру. Вася знал цену таких взглядов, а точнее их абсолютную бесценность, в смысле, что за ними ничего не было – в его опыте и понимании, такие демонстративные жесты были всего лишь маской-крючком уже десятки раз. Как правило, после того, как кавалер увлекался этим соблазнительно заинтересованным в нем женским образом, дама постепенно мимикрировала в сторону своего реального состояния, далекого от того первично-радужного, что поманило мужчину определенностью и возможностью наконец-то счастливого сближения.
Вспомнилась русская народная мудрость, выраженная в пословице: «Мягко стелит, да жестко спать».
Посмотрев на до боли знакомое выражение лица, Васю пронзил сарказм и ирония. Отвечать не хотелось, Ерш решил намекнуть ей о своих предположениях, связывающих ее поведение с задачами дирекции Мурко: «У меня,- блефанул Ершов,- с собой китайский гостинец для вас. Твой корпус будет цел».
- Эдуард,- сказал Ерш, когда они шли вечером по улице Реформа,- хочу тебя об одном деле попросить. При встрече передай вот этот камень,- он протянул нефритовый куб,- своей армянке-кредитору со словами, что это обещенный «Jade». И она сама тебе даст ответы на мучавший тебя вопрос твоего нравственного выбора.
- Как?
- Ну, скажет что-нибудь, и ты внимательно слушай, с видом, будто ты знаешь больше, чем говоришь. Ну не мне тебя учить.
- Ты ее знаешь?
- Вроде.
Американское псольство, возле которого надо было свернуть на Дунайскую улицу, было жестко окольцовано проволокой и заборами. Как и везде по миру.
- Видимо, что-то нехорошее делают очень, раз так прячутся.
Мимо пронесся уже знакомый по мексиканской столице открытый фургон, с набитым полицейскими кузовом. Полицейских в Мехико много. Перевигающиеся в кузовах группы по 15 человек внушают ощущении безопасности и полицейского государства. Также полисы сидят практически в каждом магазине Мехико, даже в самых мелких лавченках. Однажды Ерш видел, как такие 15 человек окуржили одного потенциального нарушителя, без вариантов для него дерзить.
На сером асфальте валялись оранжевые пятна раздавленного манго.
- Только учти,- сказал Эдуард,- я знаю Свято-Троицкий скит- здесь собираются посольские. Когда работал в ИТАР-ТАСС, настоятель скита часто приезжал к нашему босу, к послу, на всякие официальные мероприятия.
Монастырь распологался в жилом доме на ул. Дунайской и ничем себя не выдавал, кроме таблички на русском языке. «Вечерняя служба. Суббота 17-00. Литургия. Воскресенье 10-00». Несмотря на подходящее время, вечерней службы не было, открывший на звонок дверь монах провел их в домовой храм. Двор бы чисто выметен и убран, внутреннее убранство храма говорило о строгости и педантичности настоятеля. Во всю стену висел российский флаг. Ерш решил не отступать, и утром воскресного дня приехал сюда снова. В храме собралось около десяти человек. Он подошел к свечной лавке и, не найдя пустых бланков для записочек о молитвах за здравие и упокой, стал вписывать имена своих родственников в тот единственный бланк, что лежал на столе и уже имел в себе несколько имен.
- Это мое! Зачем вы взяли!- возмутилась прихожанка, в первый момент увиденного, и буквально, выхватила записочку у Ершова.
Странная для христианки собственническая реакция. Женщина, видимо, тоже обнаружила в своей реакции нечто импульсивно аномальное, и спустя несколько секунд извинилась, принесла Ершу бланки, и объяснила, предварительно поитнтересовавшись, понимает ли он по-русски, что каждый должен писать на своем листке.
В православном Свято-Троицком скиту Мехико-сити окормлялось 2 монаха и настоятель. Служба шла на смеси русского и испанского. Ерш решил исповедоваться. Настоятель, мексиканец, как и все остальные монахи, по русским понимал не очень хорошо, но исповедь принял. После службы прихожане пригласили Ерша в трапезную. Обилия российской символики не оказалось случайным. Большая часть прихожан оказалась работниками посольства, беседа за столом касалась каких-то частей православного предания и предстоящего в посольстве первого ЕГЭ.
Настоятель о. Нектарий сидел во главе стола и беседовал с остальными при помощи переводчика.
- Батюшка,- рассказала одна из прихожанок, которая, как выяснилось, была родом из поселка, находящегося у платформы «Фабрика 1 мая»,- у нас очень интересный человек. Он родом из Абхазии, там родился. Долго жил в разных странах мира, в 80-ых гг. в Мексике терпел притеснения от католиков… Бывал даже в Косово…
Она как будто о чем-то умолчала.
«Агент спецслужб»,- мелькнуло в голове у Ерша, когда он вглядывался в лицо и повадки настоятеля.
Настоятель же вглядывался в повадки Ерша.
«Агент патриархата»,- мелькнуло в его голове, когда он оценивал бороду Василия.
Ершова стали расспрашивать- кто он и что он. Ссылка на знакомство с Эдуардом, который 3 года жил при посольстве не помогла, Эдуарда не знали. Еще более посольскую общину настрожило то, что он не знал языка и один путешествовал по Мексике дикарем.
- Вась,- как-то с негодованием рассказывал ему Эдуард,- посольские– это дикари. Они боятся страну, в которую призваны работать. Они ее не знают. Они не выходят за стены посольства пешеком вообще. Только такси, и только проверенные места, куда их пригласили другие чиновники. Когда я гулял днями и ночами по Мехико, на меня смотрели, как на неблагонадежного. Это нормально? Нормально быть послом в стране, которую боишься.
- Знаешь, друг. Брат,- Ершу захотелось сказать что-то важное, что не повторяют на каждом углу, какую-то тайну, и она сама легла на язык, всплыла, где-то услышанная или прочитанная.- Я часто думал о многом с раздражением. И в определенный момент устал познавать мир Божий через человеческие грехи и пороки, черз страсти, устал их видеть вокруг. Захотелось лицезреть присутсвие Бога через гармонию и красоту мира… Зла много вокруг, людей поганеньких тоже, или просто не таких, как мы, других, дифференцированных. Два пути есть у сознания при встрече с чем-то, что нас раздражает - осуждать их за проступки или молиться за них, чтобы Бог дал им такие испытания, которые будут способствовать их вразумлению…
- Хватит. Я не верю. Не верю. Почему я должен верить в эти басни. Знаешь, в США есть церковь мармонов. Мармоны согласно своему учению считают, что мезоамериканские племена – это потомки одного из ветхозаветных народов, прибывших на континет после разрушения Вавилонской башни. Инфа исходит из некой книга Мармонов, которую основателю секты передал некий Ангел в середине XIX века. Ну, так вот, согласно этой книги Мармонов, мезоамерика - это территория истинного Ветхого завета. Я вот им больше верю, чем нашим попам. Почему? Единственные, на ком в постиндустриальном мире держиьтся земля, это так называемые дикари, аутентичные племена земледельцев и скотоводов, сохраняющие свой уклад. Крестьяне, которые дают нам еду, это единственные, чье существование оправдано…
На телефон Эдуарда позвонили. Это были туристы, желающие заказть его, как гида. Людей интересовал Троцкий и его переезд в Мексику, общение с оккультными художниками из окружения Фриды Кало и смерть.
- Почему Троцкий, осуществивший революцию, сбежал именно в Мексику? Мы хотим знать,- услышал он вопросы на другом конце провода. Мы уже в Мехико-сити, ваш телефон нам дала Изабэлла Армановна.
Дом мексиканской любовницы Троцкого художница Фриды Кало в 30-40 годах ХХ века был уставлен, увешан скилетами, черепами и другой оккультной продукцией. Лейба Бронштейн часто бывал здесь и слышал ее рассказы, ее часо меняющиеся определения смыла бытия.
- Источник жизни,- любил отвечать ей сын иудейского раввина Троцкий, по личной моде заправлявший брюки в носки,– есть в Палестине. Сионское движение определит будущее на 50-150 лет. Мы, жиды, снова обретаем пассионарность.
«50 %» - написала Эдуарду армянка практически сразу после звонка туристов.
Коротко.
В глазах Эдуарда, это выглядело безличностно пренебрежительно.
«Jade» - ответил он ей.
Они договрились встретиться в том самом баре соков «Naganda».
Эдуард поехал туда после того, как проводил Ерша на самолет.
Вася сел в аэробус и стал думать. Странные символы, странные интерпретации, увиденные им на другом континенте, не покидали сознание. Два глаза на блюде в руках у Девы Марии в сан-кристобальском храме Санта Лучи… Иисус Христос с лентами патронтажа, перекинутыми через торс… Возможность проехать в крупнейшем храме Амерки – Базилика Пресвятой Девы Гваделупской на эскалатаре за алтарем под крестом, выполненном в стиле модерн… Огромный вещевой рынок вокруг храма, торгующий церковной утварью… Люди в базелике, сидящие на скамейках в очереди к исповеди, как пациенты в советской поликлинике…
Когда Ерш выходил из базелики, его остановила меленькая девочка стандартным вопросом:
- Ю а фром? Откуда ты?
Василий был в благодушном настроении и вступил в диалог.
- Руссия.
Девочка протянула ему листок, разлинованный в несколько колонок. Там были написаны одним корявым почерком несколько европейских имен и стран, с попыткой представить в глазах читателя листка, что надписи сделаны разными людьми. Напротив каждого имени стояла подпись и сумма в 50 долларов. Ерш понял, к чему идет все дело, и в этот момент девчушка произнеса:
- На школу, на ручки.
Ситуация оказалась очень знакомой. Он уже проходил подобное на противоположном крае земли.
Жуликоватая торговая оборотистость границ не знает.