25.
«Чем более развита наука, чем значительнее прогресс материальной цивилизации, тем сильнее моральный упадок, обнищание духовной жизни,- подчеркивал глава «Китайской Национальной Народной партии – Гоминьдан» Чан Кайши,- люди не знают, зачем живут»,- прочитал толстяк в оной из книг известной серии «100 человек, изминивших мир».
- Чертовы китайцы! Календарная астрология в русских СМИ,- его возмущение, доненслось до соседних столиков,- это китайская экспансия в Россию, это то же самое, если бы во всех китайских газетах печатали дни каких-нибудь русских святых… В Поднебесной единственной книгой в доме крестьян является астрологический календарь, где указано какие каналы в человеке открываются при смене сезонов, и какие силы через эти каналы в человека могут войти и как их надо блокировать.
- Хватит, успокойся,- пыталсь приветси возмущенного человека в состояние равновесия молодаея девушка, сидевшая рядом,- люди смотрят.
Тон обращения ее был, как к ребенку.
- Да что успокойся-то… Я спокоен, как китаец… У них еще в конце XIX века при дворе были целые официальные канцелярии гадателей, с несколькими десяткмаи сотрудников. Настольной книгой императора был какой-нибудь «Трактат о божественном клинке» или «Капля сути» или «Подробное изыскание законов судьбы». У нас сотни тысяч девочек живут по духовным законам Китая, тыкая на экране каждое утром в иконку своего знака зодика...
Василий Ершов немного знал о Китае – стране драконов, играющих с жемчужиной; системе, давшей миру два двигателя прогресса – книгопечатание и порох; массовом сознании, которое позволяло новорожденных девочек просто топить.
«Спасибо, что убрали за собой» - табличка с пятью словами в ресторанчике аэропорта, где Ерш ожидал рейс на Пекин, показалась ему интересной идей, пригодной для внедрения на предприятиях питания «ТермосСуп». Уже в самом самолете, получив в подарок красные, цвета китайского флага, носки, он вспоминал Пушкина. О том, что Саша по кличке «Пушкин» - за курчавые волосы - предлагавший Ершу выращивать в его квартире запретную траву и сделать за пол-года миллион, умер, Василий узнал несколько дней назад.
Табличку на его могиле не видел.
«Справедливость и ясность» - табличка с двумя иероглифами висела в зале Дворца небесной чистоты, построенного в Запретном городе Пекина в 1797 году, где чиновники отчитывались перед императором. Управленцем в Китае надо было родиться, в течение многих сот лет так было, и только в ХХ веке им можно было стать без принадлежности к классу потомственных менеджеров.
В салоне перед Василием загорелся экран. Китайцы умудрились поставить видео-камеру так, чтобы во время взлета на индивидуальном экранчике можно было видеть он-лайн трансляцию того, как колеса воздушного судна, на котором Вася летел, разгоняются по взлетной полосе, потом отрываются от нее и прячутся где-то в брюхе аэромашины.
Катайский служащий аэрокомпании, мечтавший стать начальником смены, уже в полете объявил, что сейчас в салоне будет проведена дизинфекция, и прошелся, опрыскав из пулевизатора чем-то проход во всю длину лайнера.
- Не беспокойтесь,- сказал стюарт,- просто закройте глаза на несколько минут.
Пушкин тоже предлагал чем-то опрыскивать травку.
- Засадим одну комнату!
- А потом нас засадят. Я не буду этим заниматься. Абсолютно не интересно.
«Интересно, решение о том, что иностранные граждане,- подумал Ерш,- въезжающие в Поднебесную, точнее, вледающие туда, должны подвергаться санэпидемобработке, принималось современным коммунистическим императором под той же самой табличкой и по рекомендации тех же самых правительственных астрологов?... Судя по тому, что рассказывала Гирлянова, да».
Пекин прорябил Ерша иероглифами, нависающими вокруг него со всех сторон улицы какими-то непонятными, агрессивными засечками. В большей части, это был набор желтых черточек на красном фоне. Черточки, черточки, черточки.
Первый ресторанчик, где меню было изложено не только на местном языке, но и присутствовал дубль на английском, стал его временным прибежищем.
Малюскас за 18 юаней были остры так, что «Кока-Кола» только делала ощущение во рту еще более непривычным. Газовая резь. Ерш постарасля съесть все. Он не только был голоден. Ближайшая стоянка видилась отдаленным и желанным миражом – ему предстоял неопределенный по времени поиск ночлега в пекинском даун-тауне, куда из аэропорта его привез простой рейсовый трамвай.
Гостиницу он отыскал сразу, но его даже не стали слушать, объяснив, что поселиться у них нельзя. При входе в нее стояли люди с чемоданом, а рядом с дверью красовалась надпись с ценниками за номера. Во второй гоститинице, в третьей, в четвертой ситуация повторилась. Ерша не пускали туда, в то время, когда китайские товарищи спокойно селились и выписывались. Вперемешку с гостиницами Васе попадались сомнительные места, где в приемной сидела опытная во всех отношениях дама, напоминающая по виду администратора, а по коридорам прохаживались девицы, создающие ощущение, что он зашел в бордель. Дальше входной двери его не пускали и здесь. В одном из «отелей» на ресепшене сидела девушка в халате. При виде Ерша ее обуял такой испуг, что она готова была сама ему заплатить, лишь бы он отошел от ее заведения на несколько метров. Ехать в некий мировой сетевой брэндированный отель по стоимости от 100 долларов в день за номер русскому абсолютно не хотелось. Василий выпил чаю в одной из забегаловок и стал вырабатывать план:
«Надо, наверное, зайти в интерент и поискать русскую общину Пекина, остановиться там».
На улице, перед чайной, ходило два мужика-зазывалы, работающих на находящиеся друг напротив друга рестораны. У каждого из них в руках был магафон, они что-то выкрикивали резкими словами на китайском в сторону проходящих по улицам толп людей, а иногда обращались к кронкретным прохожим. Каждый из увлеченных в ресторан прохожих, был победой одного из зазывал. Ежедневно у них шел поединок, по окончанию которого победитель покупал побежденному пива. За год работы они опробовали массу способов заманивать к себе посетителей, что позволяло делать, в принцыпе, однообразную работу яркой и инновационной.
Эксперименты – как поворот от потенциального отчаяния – стали для Ерша надеждой на решение проблемы с ночлегом после того, как он зашел в одно из китайских жилищ, очень бедное и ветхое, в надежде на то, что нехватка денег позволит его хозяевам отступить от предполагаемого запрета на предоставление койки-места иностранному гражданину. Девочка, видмо дочь хозяйки, очень боязливо показала ему комнату. Аппартаменты были ужасны, но Ерш махал перед ее лицом купюрой в 100 юаней и та, видимо, испытывая некие внутренние колебания, соглашалась и при этом удивлялась.
- Нет, нет, нет,- неожиданно появилась ее мать,- нельзя здесь ночевать.
На 100 юаней она даже не посмотрела.
Ерш, внутренне восхищенный соблюдением законов китайцами и их неодкупностью, снова вышел на улицу и впервые за несколько часов увидел лица двух молодых европиоидов. Уличная толпа желтолицых была настолько плотной, что пришлось серьезно потолкаться, чтобы догнать братьев по расе в человеческом потоке.
- Извините,- обратился к ним Василий,- где здесь можно поселиться? Где есть хостел?
- Что?... А, хостел,- Ерш прервал их беседу, и европейцам требовалось время, чтобы переориентировать мысль,- хостел, хотсел,- один из них стал смотреть вокруг.- Наш хостел называется «Leo Hostel» и находится на улице Da Zha Lan Xi Jie. Тут идти 5 минут.
Русский менеджер досконально записал название улицы. Единственное, что встречалось в Пекине на английском – это их названия, переведенные к Олимпиаде в 2008 года. Ни говорить, ни слышать население Пекина на английском не могло, за исключениями, которые надо было еще поискать в многомиллиаонной массе обывателей, чего Ершов делать смысла не видел.
Хостел находился в самом центре столичного даун-тауна, в одном километре от мавзоля Мао-Цзедуна, площади Тяньаньмэнь и станции метро Qianmen, следом за которыми начинался Запретный город с размещенным на нем портретом Мао.
Два первых дня все сотрудники хостела казались Ершу на одно лицо и он называл их всех Соней – так, как ему представилась оформляющая его служащая. При поселении, как часто бывает в подобных студенческих общежитиях, сделали хитрость – показали свободный номер с ТВ, назвали его цену, а когда постоялец давал согласие и оформлялся, то его селили в номер, где уже, судя по оставленным вещам, жило два человека. Ерш решли не роптать, принял души и попытался уснуть.
Шли последние дни сенятбря, Китай готовлися к празднованию дня образования КНР – 1 октябя. Ерш стал потихоньку осознавать причину обнаружаемой то тут, то там законопослушности населения.
По официальным данным с 2000 по 2010 годы в Китае расстреляны за коррупцию около 10 тысяч чиновников. Возмущающихся ущемлением прав и свобод человека здесь практически нет, а весь Китай увешан плакатами с фотографиями участковых милиционеров и их телефонами для связи. Китайцы знают, за что ценить свой авторитарный режим. В 1949 году, когда к власти в Поднебесной пришли коммунисты, разгромившие партию Гоминьдан, средняя продолжительность жизни мужчины составляла 30 лет. В 70-ых - уже 60 лет, 2000 году – 70 лет. Один раз китайцы попытались возмутиться против тоталитарного строя, это было в 1989 году, на той самой площади Тяньаньмэнь, до которой от «Leo Hostel» Ершу надо были идти минут десять. Разгоряченные студенты стали требовать от власти сменить курс, далее - на площадь к требующим стали постепенно стягиваться самые разные люди с протестоидным сознанием. Был разбит палаточный лагерь. Через месяц правительству это надоело - армия просто взяла и расстреляла всю скопившуюся там толпу. Число убитых скрывается.
Прогресс – это милосердие.
Длина стрелы, пускаемой в человека в средневековом Китае, была 1 метр. Так строилось идеальное, справедливое государство. На XVI съезде Компартии Китая в 2002 году логика коммунистов Китая была выражена вслух: «В проблеме соотношения эффективности и справедливости, достижение эффективности является приоритетом, а проблема справедливости будет решаться в процессе вторичного распределения».
Решение о расстреле армией безоружного народа, скопившегося в палаточном городке на центральной столичной площади, побудило руководителей государства чаще бывать в зоне для любования лотосом императорского парка Бэйхай – в соответствии с традиционным пониманием поиска личной гармонии.
Все спортивные площадки парка к вечеру обычно заняты пенсинерами, налипшими на турниках, ходившими по лазелкам, тянувшимися на брусьях. Картина для Ерша представтлялась весьма нестандартной - против тех пустующих спортивных плоащадок России, которые изредка заполнены мамочками с детьми. Каждый вечер толпы пенсионеов-китайцев оседают на парковых и дворовых уличных тренажерах, где мучают свои телеса до крайних потов.
Где-то за парком Бэхай, в башне Барабана раздался воинственный ритмичный бой. Ершов купил себе мелко нарезанные арбузные дольки, запеченные в сахаре и нанизанные на деревянный шампуренок. Когда барабаны вместе с парком остались далеко позади, и его ухо услышало современную спокойную мелодию – впереди показалась центральная улица даун тауна - Qianmen da jie – на всем своем несколько километровом протяжении она была увешана динамиками, из которых доносился спокойный, инструментальный мотив - под него громандная толпа зевак, прохаживалась по бутикам, ресторанчикам и другим торговым точкам.
Китай живет торговлей.
Первый закон о частном предпринимательстве в Китае был принят гораздо раньше, чем в СССР - в 1981 году, а сам курс на рыночные реформы был озвучен и взят в Поднебесной в 1978.
Ерша осенило: «Отсталый Китай, которому СССР постоянно оказывал какую-то помощь, оказался передовой державой по отношению к России, ибо наши реформы начались на лет пять позже»!
Всю свою историю Китай был пронизан одной идей – посторения идеального государства. Возможно, степень оседания этой идеи в головах граждан была такой, что многое на территории их дислокации для русскомго менеджера было удивительным. Это и продавцы кондитерского магазина и бакалеи, одетые в марлевые повязки, и зал ожидания, устроенный в одном из ресторанв Пекина, где массы людей дожидаются очереди на освободившийся столик. И девушки в коротких юбках, которые для Пекина являются таким сверх нонсенсом, что они сразу бросаются в глаза в толпе - но их все равно остаются единицы… И отсутсвие нищих, слегка сконцентрировавшихся не более чем в районе воказлов. И целые районы в Hutong, жители которых специализировались на сборе макулатуры – это целые одноэтажные улицы макулатурщиков.
«У меня не только ни кто не клянчит деньги,- удивлялся Ерш,- на меня не обращают даже ни малейшего внимания, даже здесь, в этом нищем убогом районе, хотя прекрасно видят, что я иной расы. Им пофигу бледнолиций еврпеоид. Меня как будто для них нет».
- Эй,- Ерша непривычно окликнула компания мужчин, в майках и тапочках, седавших вокруг столика.
Это была трапеза соседей по кварталу.
- Будешь есть. Садись с нами.
Ерш сел. Ему дали тарелку с шашлыком и, плеснув пива, продолжили свой разговор. Шашлык был очень острый, но не есть его было бы неудобно.
- Нехаа,- сказал Василий по-китайски, когда закончил,- спасибо.
Внимание компании опять устремилось на него.
Мужики засмеялись.
- Нэхаа, нехаа. Еще будешь?
- Нет. До свидания.
- На, хоть пива выпей.
- Спасибо.
- Заходи еще.
В одном из центральных ресторанов «Tianhai Restaurant», что располагался на той же улице, где базировался «Leo Hostel», Ерш решил поужинать - после шашлычка с макулатурщиками ему особенно хотелось чего-то изысканного. Как всегда в подобных случаях. На улице, возле ресторана стояли столики, выполненные в виде каменных жерновов, Ерш сел за одним из них и сразу почуствовал на себе взгляды официантов. Получив заказ, официант продолжал крутиться вокруг Ерша, а потом подошел и попросил посмотреть фотоаппарат. Это был его походный ФЭД.
- Русская сталь, воення оптика, Феликс Эдмундович Дзержинсикий,- пояснил Вася.
Официант достал из кармана пачку открыток, с фотографиями, запечатлевшими жизнь народных кварталов Пекина 70- ых годов.
«Забавные картинки»,- подумал Ерш, разглядывая стариков в рваных фуфайках с тремя значками Мао, лысых близнецов-малышей и мужиков в майках, точно таких же, с какими он сегодня обедал.
- Купи,- предложил официант.
- Да не, я сам такого нафотографирую,- Ерш ткунул в ФЭД.
- Купи, это я снимал, я известный мировой фотограф.
Откуда-то из подсобки был принесен толстьый шикарный сборник фотографий «World Press Foto», где были размещены несколько тех же снимков, что и в пачке открыток.
- Пойдем,- официант поднял Василия на второй этаж.
По периметру зала были размещены фотографии, на которых официант был изображен с целым рядом ВИП-персон. Ерш запомнил среди них Жака Ширака и Папу Римского.
- Меня зовут Jia Yong.
- Ты официант?
- Нет, ты что... Хозяин. Этого ретсорана, и ресторана, что напротив.
Василий понял назанчение старого фотоаппарат, на триноге, вмонтированного на тротуаре перед входом в заведение.
Они выпили с Jia Yong по бокалу вина и разбежались.
Ерш обещал заходить к нему на обед, но предложений от рестранов в Пекине было очень много – он моментально понял, что глупо не попробовать что-то новое, и на старые места не возвращался. Нерендко потом, Ерш проходил мимо известного фотографа, сидщего на крылечке своего общепта, и делал вид, что не замечает его желания усадить русского путешественника к себе за столик. За столик к нему Васе не хотелось. У Jia Yong
он единственный раз за все время своего китайского визита попрбовал рыбу, она вся развалилась, смешалась с костями и превратилась в такую кашу, что, как показалось Ершу, большая часть продукта, за который отданы были хоршие деньги, осталась невоспользованной. Это впечатление навсегда осело в его душу.
За две недели в Китае Ерш постепенно превратился в настоящего гурмана, расцениющего прием пищи, при котром не удалось опробовать какой-нибудь новый, яркий вкус, как зря потраченное время. Поэтому он, после неудачной попытки вкусить рыбу, с особым вниманием выбирал место, где его смогли бы приятно удивить – делал это, внутренне обвинив в трагедии с костями ресторан, но никак не себя.
За ужином в тот же день он уже ел блюдо, основу которого составлял горячий сыр, и мелкие куочки курицы, огурцов, моркови и орехов в сладком соусе. Китайская кухня стала для него путешествием в путешествии. Каждый визит в ресторанчик он ждал и надеялся получить от его максимум удовольствия.
Однажды, когда уже смеркалось, он ходил по Даун-тауну, наталкиваясь на невозмутимых китайцев, и искал, где бы покушать. Вдоль одного из ресторанчиков, на пяточке возле входа, чуть в стороне от нескольких уличных столиков, он увидел целые ряды неких предметов, металлических, напоминающих маленькие летающие тарелки. Или же детские русские игрушки «Юла». Латающие тарелки были полыми, и дымящимися углями из своего нутра.
- Что это?– подошел Ерш к человеку в то ли медицинском то ли поварском халате, кружащимуся вокруг тарелок.
- Садись,- к Васе полетел уапрвляющий.
- На улице места есть?
Они подошли к столикам и стали всматриваться. Ни одного свободного стола не было.
Администртор подошел к столику, за которым уже сидел в одиночестве китаец и спросил позволения подсадить иностранца. Тот бы не против. Русского посадили к китайцу, не спросив, хотя изначально он не обрадовался перспектитве нарушить свое индивидуальное пространство. Перед китайцем стояла такая же летающая тарелка. Позже, Ерш узнал, что это был «китайский самовар». На углях летающей тарелки воздвигался небольшой чан с кипящей водой, а вокруг нее перед китайцем были выставлены еще штук пять блюдец, в которых лежали фрикадельки, зелень, вермшель-нудль, еще какие-то закуски.
Перед Ершом развернули меню с изображением таких же закусок. Он долго думал, как все это соединятеся в едином процессе, но, так и не поняв, ткнул на несколько блюд. Официант удалился. Китаец предложил Ершу взять палочки, после чего стал ссыпать содержимое блюдец в чан на углях, стоящий на столе.
- Подождем три минуты.
Откуда-то появилась девочка, и Ерш понял, что все это время за ними пристально следили несколько пар глаз с соседнего столика. Оттуда же была и девочка.
- Это мой дядя. Дядя Дзен. У нас семейный ужин.
Она представила Ершу всех своих родственников – мама, папа, бабушка, тетя.
Девушка знала английский язык, но различия в произношениях между русским и катайским акцентами затрудняли диалог, к тому же, дядя Дзен скомандовал, что пора есть. Официант поставил перед Ершом соусницу. Ерш стал повторять все движения за дядей Дзеном. Семья пристально взирала на эту картину.
Двумя палочками Вася выловил из чана с кипящей водой один из продуктов - несколько кусочков ветчины - обмакнул их в соусе и положил в рот. От нового вкуса Ерш пришел в восторг. Само осознание, что ешь мясо, сваренное на огне, прямо из котла, отдавала чем-то первобытно-естественным. С большим аппетитом он съел порцию ветчины, затем порцию вермишели, несколько фрикаделек.
И запил все это пивом. Дяд Дзен усиленно пыхтел сигаретой.
Еще несколько минут назад, до того, как он сел за столик к дяде Дзену, Вася, интересуясь у уличных торговцев составом шашлыка, предлагаемого ими, пытался узнать – не из мышатины ли он. Торговцы абсолютно английского не знали, Ерш не знал, как по киатйски «мышь», и пытался изобразить ее, тыкая на шашлык и повторяя международное «Микки Маус, Микки Маус». Китайцы радостно соглашались, но, не понимали, о чем идет речь. Сейчас, закладывая в рот фрикательку, выловленную из «китайского самовара», думать о таких мелочах уже не хотелось. Даже, если это были мыши, они были очень вкусные. Василий Ершов вспомнил Виктора из Мьянмы. Появился официант и выставил перед Ершом его заказ. Несколько тарелок с закусками, которые тоже должны были чуть повариться в котле.
- Бросай по проциям,- пояснил Дзен.
Утолив голод, терзавший его последний час, Ерш расслабился. С дядей Дзеном надо было о чем-то поговорить из предполагаемой вежливости. Но дальше повторения китайских слов, видимо, в такой дикой интерпретации, что это вызывало смех не только дяди и его семьи, но и за соседними столиками, не пошло. Все, буквально, ржали.
Из десятков китайских самоваров вокруг шел такой запах, что казалось, чистому кислороду здесь места уже не осталось, вся улицы обдана была чем-то приправочным, что было добавлено в воду чана. Специи держали Ерша лучше гашиша. После пива, дядя Дзен стал еще более развязаннее.
Да, невозмутимость китайцев оказалась не такой прочной.
И не в первый раз. Ерш уже нашел точку, болевую точку этого народа. Произошло это после десятков совершенных здесь торговых операций. Он стал замечать, что цены на одни и те же товары, озвучиваемые ему, как иностранцу, разнятся в лавочках до сильного неуважения к его личности, что может в будущем привести к финансовому краху в поездке.
Зайдя в очередную лавочку, он спросил стоимость интересующего его товара.
- 300 юаней
Ерш не проявил интерес, стал смотреть на другой товар.
Китайца задело:
- 250
- Нет, нет, нет,- проигнорировал скидку Вася
- 200.
- Нет. А сколько вот эта вещь?- Ершов указал на совершенно другой предмет материальной культуры.
- 200.
- А вот эта вещь?
Китаец осознал, что Ерш просто мониторит цены, после чего произошло что-то невообразимое – желтолиций взбесился, обиделся и стал выгонять Васю из своего магазинчика.
- Уходи отсюда, уходи.
- Я простой покупатель, в чем дело…
Зайдя в соседнюю лавочку, он снова начинал мониторить цены, даже не планируя покупать понравившуюся вещь, и у торговца это опять вызвало бешенство. Китаец резко объявил русскому бойкот.
Ершу было не очень комфортно в этой ситуации, ибо он заставлял, а точнее вызывал в другом человеке какие-то болезненные ощущения, но некую сердечность и человеколюбие здесь пришлось в себе подавить.
«Торговец устанавливает выгодные себе условия,- оправдал себя Ерш,- так почему я, такой же человек в этой системе, не могу искать выгодные себе условия покупки. И почему я должен таиться и скрывать то, что ищу себе выгоду также, как делает он?»
Именно нескрываемое намерение туриста промониторить цены бесило китайских ушлачей, считающих приезжих за дебилов, которые не имеют право даже на намеки на коммерческий подход.
За время путешествия Василий выработал иммунитет к их эмоциям и спокойно изучал цены, чуть ли не на глазах у того или иного торговца переходя после этого в лачвочку напротив. Китайские торговцы не могли потерпеть, что кто-то открыто считает их ценовую политику лживой, что где-то можно купить дешевле. Самое тяжелое для Васи в этой ситуации было поставить свой интерес купить товар дешевле выше интереса сохранить доброжелательные отношения с другим человеком и избежать конфронтации, на что торговец закономрно рассчитывал, наживаясь на корректности.
Но, конечно, сейчас, здесь, изучив меню заведения с «китайскими самоварами», бежать в другой ресторан, русский не стал, хотя желал. Дядя Дцзен не понял бы. При расчете денег у Ерша не хватило, он готов был сходить за ними в отель, взяв с собой девушку, и отдать долг ей, но китайская семья оплатила ужин за него и ничего не требовала.
- Я много учусь,- рассказала девочка,- когда они пошли гулять вместе со всей семьей на площадь Тяньаньмэнь.
Дядя Дзен, опорожнивший несколько бутылок пива, весело маришировал, как солдат китайской армии.
- А ты был в США?
- Нет. А ты?
Девушка была в США, куда ее отправляла семья.
- Кто твои родители?
- Бизнесмены в Нанкине.
- О,- Ерш вспомнил этот город,- Нинкин. Я знаю. Армия Чанкайши.- пошутил он.
Девушки насторожилась при публично произнесенных словах о Чан Кайши.
Генерал Чан Кайши из партии «Гоминьдан» воевавал с коммунистами Мао Цзедуна во время гражданской войны, базой партии «Гоминьдан» был Нанкин, где Чан активно резал коммунистов. В 43 года китайский генерал принял христианство, впоследствии читал много христианской литературы, выступал с христианскими проповедями. Его мировоззрение менялось постепенно, но настолько, что в завещании покойного лидера «Гоминьдана» говорилось: «Я всегда считал себя последователем Иисуса Христа и Сунь Ятсена». Коммунисты в 1949 году победили в гражданской войне, «Гоминьдан» в материковом Китае был уничтожен.
Ерш еще раз повторил китаянке медленно и с расстановкой:
- Я знаю, что останки Чан Кайши лежат на Тайване, но он хотел, чтобы они были похоронены в Нанкине. Поможешь?
В воздухе повисло непонимание.
- Навесегда будешь жить в США!!! Со мной. Мне сейчас так одиноко,- пропечатал Вася какую-то дурь.
Девушка, сделала вид, что не поняла, о чем он говорит, сменила тему и глазами показала, что боится даже размышлять о Чан Кайши.
Сотни, тысяч таких девушек - китаянских девственниц учатся сейчас везде и всему.
Китайцы нацелены учиться. В вагоне метро Ерш видел, как школьницы повторяют за диктором перевод китайских назавний станиций на английский язык и хихикают над произношением друг друга.
Китайское образование сейчас с малых лет начинает прививать населению традиционные, неизменные много сотен лет, за исключение редких десятилетий, ценности.
В Троесловии – первой книге китайских детей, по которой китайцев учили тысячи лет, и пропогандируют книгу сейчас - первые слова – о человеке, главное качество которого - целеустремленность. Ребенку с детских лет внушают, что он должен упорно трудиться и учиться. В дальнейшем установок китайским детям дается много и разных. В школе упоминается, когда идет рассказ об окружающем мире, что в древности Китай, Поднебесная – это территория от озера Байкал на севере до озера Сиша на юге. Тогда же вводится идея первенства китайцев над европейцами, они де рассчитали число «Пи» за 1000 лет до европейцев, создали на 300 лет раньше календарь. Само слово «Китай» – переводится, как центральное государство, центр мира. Детям рассказывают о небесных правилах поведения, дао, пути. Эти правила - человеколюбие, справедливость, приличие, знание, искренность. Детей учат правилу Кун-цзы из книги «Суждения и беседы»: нужно упорно продолжать свое предприятие, кажущееся безнадежным, если даже общепринятым считается то, что из него ничего не выйдет.
У входа в Запретный город, Василий попращался с молоденькой жительницей Нанкина. Она с облегчением вздохнула.
- Приезжай в следующий раз к нам,- сказала девушка.
Ерш хотел опять что-то вставить про Чан Кайши, но опомнился и полтикорректно промолчал, намереваясь двинуться в сторону туалета, о котором он помнил еще с первого посещения Запретного города. Возле туалета Ерш увидел диски с видеозаписью парадов Красной Армии Китая. А также диск, рассказывающий о русско-китайской войне.
В самом центре Пекина, в его международном и всекитайском туристическом анклаве, людям предлагают фильм, в котором повествуется о вооруженном конфликте 1969 года между Китаем и СССР возле острова Доманский.
«Наш великий вождь Председатель Мао Цзэдун указывает,- писала передовая китайская газета «Жэньминь жибао» 4 марта 1969 года: - «В истории человечества всегда бывает так, что умирающие силы реакции бросаются в последнюю судорожную схватку с силами революции». Именно так поступает клика советских ревизионистов-ренегатов. Нынешняя её военная провокация против Китая есть не что иное, как проявление присущей ей слабости. Мы предупреждаем клику советских ревизионистов-ренегатов: Мы ни в коем случае не допустим посягательств на территорию и суверенитет Китая. Пусть нас не трогают, и мы не тронем, а если тронут — мы не останемся в долгу. Безвозвратно ушло в прошлое то время, когда китайский народ оскорбляли. Вы ещё хотите обращаться с великим китайским народом так, как с ним обращалась в своё время царская Россия? Это же слепота, это бред средь бела дня. Если вы будете продолжать военные провокации, то непременно получите суровое наказание. Сколько бы вас ни пришло и с кем бы вы ни пришли, мы решительно, окончательно, начисто и полностью уничтожим вас. 700-миллионный китайский народ и Народно-освободительная армия Китая, вооружённые идеями Мао Цзедуна и закалённые в Великой пролетарской культурной революции, сильны как никогда».
Монументальный пятиэтажный Музей войны и революции в Пекине набит детьми, студентами и школьниками, завален военными артефактами, оружием, военными фотографиями, картами, макетами сражений.
Иностранцев в Музее нет, в списках достопримечательностей для них Музей не значится. Вокруг Музея стихийный рынок с различными военными игрушками. Можно купить сборный детский АКМ-47. Главный герой музея – Мао, с 1931 по 1949 годы воевавший за власть сначала в гражданской, а затем в мировой бойнях.
В Китае Ершу удалось увидеть мумию Мао. Это произошло в мавзолее. Очередь в мавзолей текла в течение двух часов, его окружали толпы крестьянской бедноты, приехавшие в столицу поклониться вождю. Наивные, добродушные лица, крепко сбитые физическим трудом небольшие тела в дешевой одежде, чуть испуганные, но всегда готовые улыбнуться, они стали симпатичны русскому герою чуть больше, чем семья коммерсантов из Нанкина, с которой он накануне ужинал в ресторане. Китайские крестьяне напомнили ему больших детей – простодушных до умиления, дисциплинированных до уважения, независисмых до самодостаточности и непосредственные до безобразия.
При приближении к гробнице волнение нарастало.
Людей заставили сдать все зажигалки, они огромной кучей лежали теперь в коробке, десятки таких коробок служащие перетаскивали к выходу из мавзолея, и китайцы, покидая культовый объект, цепко хватали себе по одной, пусть и чужой, кремниевой свече. В мавзолее перед Ершом сначала предстал мраморный Мао, сидящий в кресле и окруженный несколькими рядами комнатных цветов, а затем и бальзамированное тело мертвого вождя пролов, подсвеченное и торжественное.
«Мы очень древний народ,- любил повторять Мао своим наложницам,- наши археологически найденные кувшины, датируются 6 000 годом до нашей эры, там они пока без рисунков. Глиняные кувшины сохранались только потому, что их клали в могилы. В 4 000 гг. до н.э. появляются первые украшения женщин. В 3 000 гг. до н э появляются кувшины с рисунками. Потом появляются статуэтки в виде женщин с музыкальными инструментами. Это уже элементы роскоши и возникающего праздного образа жизни элиты, показатели расслоения общества. Общество развивается в те периоды, когда в нем происходят конфликты интересов и конфронтация между заинтересованными друг в друге классами, группами, нациями, государствами. Закон единства и борьбы противоположностей. Это как пара - мужчина и женщина. Антогонистические противоречия – это либо развод, либо новый уровень понимания друг друга. Пойдем, я тебе подарю сына».
На выходе из мавзолея Ерша схватил модно одетый юноша:
- Я гид мо магазинам. Я гид по магазинам. Часы, одежда, спортивная обувь? Что хочешь покупать.
Для Пекина такая услуга была такой же редкостью, как встреченная на улице беременная женщина, хотя большая часть популяции – это молодежь репродуктивного возраста. Приезжим людям казалось, что по Китаю ходят толпы подростков, и с каждым часом китацев становится все больше и больше. По Закону КНР «О браке» 1980 года – государством регламентирован возраст вступления женщин в брак – 20 лет, мужчин – 22 года. Голливуд не зря снимает много фильмов с китайцами и о китайцах – это самая большая аудитория, самые большие прибыли.
В Шанхае, куда Ерш перебрался на поезде за 500 юаней и 20 часов, шоп-гиды подходили к нему очень часто, а вот бермеменных здесь не было видно вообще. Россия, в сравнении с Китаем, это страна беременных.
На ж/д вокзале русского очень удивило наличие цистерн с бесплатным кипятком, для заваривания чая и вермишели, а в метрополитене Шанхая – наличие бесплатных туалетов. В дороге он часто вспоминал вопрос, заданный ему фотографом-ресторатором: «Хотел бы ты, чтобы тебя захоронили вместе с лошадью в одной могиле, как это было здесь принято. Или нет… Чтобы в гроб к тебе положили мотор от мерседеса на 200 лошадиных сил и несколько сковородок Тефаль, как когда-то клали котлы и другую куханную утварь. Плюс – двух таджиков умиртивли и тоже к тебе? Или чтобы твое изображение размещелось на деньгах?»
Деньги, деньги, деньги. Вся китайская реформа конца ХХ – начала ХХI веков может быть обозначена в нескольких словах – правительство решило взять курс на запланированное и мотивированное вовлечение населения в товарно-денежные отношения, за счет чего должны были выправиться все сферы жизнедеятельности. Такой выход нашли китайские товарищи в конце 70-ых годов из тупика бедности, в котором оказалось государство и коммунистический строй. С тех пор товарно-денежные отношения стали уже не только подчиненной частью экономики, а новой спасительной идеологией, оживившей стагнирующее общество за счет намерениея государства создать из миллионов пассивных и довольствующихся малым крестьян микрокоммерсантов или служащих на коммерческих предприятиях, жаждущих развития. Купи-продай-заработай, купи-продай, заработай-купи, трать-зарабатывай.
И то, что население Поднебесной в эти отношения вовлекается, не заметить сложно, как и проистекающий рост экономики.
Разговор с гидами по магазинам в Шанхае был стандартным:
- Ты откуда?
- Россия.
- О, друг. Я гид по магазинам,- из кармана доставалась яркая растяжка с фотографиями самых различных товаров.
- Не надо. Я иду в храм,- отвечал Ерш.
- А! Jingan Temples. Это на Yanan rd.
Его настойчиво спроваживали в направлении Jingan Temples уже второй раз. Так русский решил видоизменить свой изначальный маршрут. На одном из зданий снова мелькнули три одинаковые цифры. «666». Весь Шанхай был помечен этим триумвиратом, набор трех шестерок встречался за день с десяток раз, в самых различных местах.
Ерш посмотрел свое местонахождение по карте, нашел Jingan Temples, но срезать через дворы не получилось. На входе в каждый квартал между любыми двумя домами китайцы Шанхая устроили мини КПП, либо просто закрыли проход. Получалось, что несколько старых двух-трех этажных домов образовывали собой закрытую территорию, пройти на которую Ерш, в большенстве случаев, мог безприпятсвенно, но под бдительным оком охранника. Квартал представлял собой один большой коммунальный добрососедский райончик, все двери были открыты нараспашку, сквозь одно из окон Ерш разглядел большую кухню, вместившую в себя несколько плит. Но сквозного прохода через райончик не было, пришлось вернуться обратно на центральную улицу. Запахло чем-то вкусным, Вася вспомнил, что давно не ел, и решил зайти в ресторначик.
Яйца в супе, видимо, предварительно были на чем-то настоены так, что по консистенции они остались яйцами, а вот по вкусу соверешнно изменили им. Ерш в очередной раз подивился китайской кухне.
- У нас все началось,- сказал Ершу хозяин кафешки,- в 80-ых гг XX века с обретения самостоятельности крестьянских хозяйств, передаче крестьянским хозяйствам коллективного имущества, орудий труда, возможности торговать. До этого всебыло очень жестко под контролем Дальше пришло расслоение, отток людей, не организовавших свою жизнь на земле, из деревни в города, вовлечение их в сферу бытового обслуживания. И дешевизна рабочей силы на промышленных предпритиях. 250 миллионов крестьян ушли с земли. Я все время думаю, что это - индустриализация или изгон? Урбанизация сопряжена с развитием товарно-денежных отношений и ростом капитализации всегда. Так было в СССР в 30-ых годах, когда ваше государство росло мощными темпами. Так сейчас происходит с Китаем. Это закономерный процесс, просто по-другому быть не может в такой период развития общественных сил. Это как со СМИ. Если хочешь, чтобы экономика развивалась в свободном режиме, СМИ тоже должны быть безцензурными, по-другому никак не получиться... У вас урбанизация была в 30-ые, у нас сейчас. Вот и все. Но вслед за эффективностью справедливость страдает. Конфуций говрил: «Благородный муж думает только о справедливости, маленький человек думает только о выгоде». Все дело в том, что курс на увеличние потребления и развитие экономики вступает в антагонистическое противорчечие с традиционным укладом бытия…
- Вы отлично говорите по-русски,- удивился Ершов,- откуда?
- У меня русская жена. Я долго жил в Харбине. Изучал вашу историю. Русские – это хорошо. Я даже думаю иногда по-русски.
- Наример?
- Вот из последнего. По работе. Большие деньги люди плалатят в ресторанах не столько за еду, сколько за персональное, уважительное, почтительное отношение к себе. Это некая психореабилитация, позволяющая поднять себя в своих же глазах, а потом ехать не важную деловую встречу. Ты же не имеешь здесь важных деловых встреч, поэтому зашел ко мне, в средний ресторанчик…
- Я иду в храм.
- в Jingan Temples идешь?
Весь Китай что-то активно и постоянно отхаркивает на землю на улице, это притомило путешественника также сильно, как и царящая вокруг радиоктивная шопингомания, превышающая московский уровень в разы. Ерш тормознул такси, и сел на переднее сиденье. Водитель был отгорожен от него щитом из оргстекла в целях безопасности, в салоне пахло шашлыком из осьминогов.
- Jingan Temples,- по буквам произнес Ершю
Jingan Temples располагался в тотальном окружении небоскребов. Попадая в него с улицы, человек оказывался в совершенно другом мире. Несмотря на то, что над крышами храмового коплекса нависали золотые зеркальные стены банков, здесь царил несколько иной дух. Город, этот неумолимый, вечный центр товарно-денежных отношений, вне зависимости от места и времени его расположения и существования, умирал здесь, вместе с сотнями урн с прахом усопших, размещенных в одной из построек храмового комплекса. Рядом с жертвенником, в центре площади перед храмом, где горело пламя, сидел европеоид на коляске, он возложил на огонь несколько священных палочек и закрыл глаза.
Ерш прошелся по храму, но так и не понял, кому здесь поклоняются.
«Буддийский ступы – это антенны!»- рассказал он вечером в шанхайском хостеле Присциле Пети, молодой француженке, оказавшейся с ним в одном узком номере.
- Я не могу отсюда выйходить,- рассказала она,- китайцев так много, мне становится ужасно плохо, а у меня билет только через три дня. Я весь день сижу в номере и хожу только до магазина. Если собирусь с силами, то завтра дойду до музея, он здесь недалеко.
Стрелки часов приближались к полночи, пора было спать, третьего и четвертого человека к ним не подселяли.
- Ты очень красивая,- сказал Ерш как бы невзначай.
Поведение Присцылы Пети было противоречивым. Ему стало казаться, что она весь вечер призывает его к активнмым действиям.
- Я путешествую по Китаю одна уже 2 месяц.
Эти слова стали пусковым крючком к шагу, изменившему их приличные отношения в корне. Ерш спрыгнул со второго яруса кровати и присел ближе к француженке.
- Не подходи, пожалуйста, не трогай меня,- начала упрашивать она, еще задолго до конкоретных действий с его строны.
«Значит, прочитала мысли».
Как ком с горы - Ерш освободился от непонимания и влез обратно к себе на второй ярус, а когда уже засыпал, она опять стала втягивать его в какой-то сомнительный разговор.
- Мне здесь так одиноко….
Внутренняя борьба с блудными помыслами приобретала для Василия в Шанхае уже необратимый поворот, на грани фантазии и реальности.
Днем он познакомился на улице с китаянкой, после трех-пяти минут общих слов о взаимном восхищении Россией и Китаем, она пояснила свои цели двумя английскими словами:
«Джоб. Релакс»
Русский взвесил процедуру знакомства, а особенно тот факт, что инициатром все же была китаянка, сделал выводы о роде ее сомнительных занятий однозначные, после чего многозначитальным тоном продолжил вести диалог, чуть ли не впрямую спросив, где она сегодня ночует. Еще пара подобных вопросов была задана таким образом, что китаянка и русский примерно одновременно осознали, кто и что подумал.
Китаянка поняла, что Ерш ее счел за проститутку, а Ерш понял, что она приехала в Шанхай на период отпуска после работы.
Расстались они после этого неловко и быстро. Ершу стало стыдно за свои мысли, за то, что поддался искушению лукавого и его слуг.
Пытасяь понять, кому все таки поклоняются китайцы, и сталкиваясь, в основном, с музейным варинатом храмовых комплексов, он все же однажды увидел истинную картину, чем поразился и о чем серьезно задумался. Это произошло в ламаисском пекниском храме Yonge he Gong, полном туристов, окруженном сотней лавочек с религиозной атрибутикой. Он впервый увидел в Китае монахов – те резко и однозначно запретили ему пользоваться фотокамерой ФЭД.
В здании храма несколько десятков людей стояли на коленях перед статуей, весьма специфической для глаз русского героя.
Это было синелицее существо с оскалом острых зубов и короной из черепов, в руке оно держало пику-трезубец и было опоясано яркими тканями. Нос у существа был как у свиньи. Десять человек стояли на коленях перед этим монстром и держали в руках свечи.
Ершу подурнело.
«Кому они поклоняются? Кто это есть по сути?»
Вокруг еще стояло человек пятьдесят китайцев - они ждали осовободившегося места перед статуей.
Существо, которому поклюнялись в храме Yonge he Gong Lamasery китайцы, было явно недоброжелательным, судя по выражению его синего лица. А народ стоял перед свиньей с человеческими ногами на коленях.
«На коленях перед бесами?»- мелькнула мысль у менеджера по проектам Группы компаний «ТермосСуп».
Люди что-то отчаянно просили у синнелицего монстра. Монах пристально смотрел за фотокамерой Ерша.
Рядом с синелицым монстром стоял зубастый бегемот, людей возле него было много меньше. Одно из божеств сидело в колеснице, запряженной в свиней. Перед ним можно было поставить палочки благовоний. Несколько многоруких и многоголовых существ Василия уже не удивили. Один персонаж держал в руке чью-то голову, у другого на плечах сидела голова тигра. Новая группа китайского народа встала на колени перед существом с лицом свиньи и стала кланяться. Мимо прошел священник в церемониальной одежде с изображенными на одеянии драконами. Резной металлический дракон был вмонтировн в потолок и нависал над молящимися и Ершом.
Перед глазами Ерша пробежала икона св. Георгия, пронзающего точно такого же дракона мечом.
«Облекитесь во всеоружие Божие,- вспомнил Вася строчки из новозаветного Послания к Ефессанам, которое начал читать некоторое время назад, после того, как в офисе «ТермосСуп» коллеги изгнали икону Иисуса Христа,- чтобы вам можно было встать против козней дьявольских, потому что наша брань не против крови и плоти, но против тьмы века сего, против духов злобы поднебесных».
Название храма, где поклонялись китайцы монстрам, переводится на русский язык, как «Дворец Мира и Гармонии Храм Ламы». Его даже в период культурной революции не тронули. Китайцы умело переорентировали часть религиозных построек, приспособив их, согласно той или иной политической линии времени: в антирелигиозные музеи – в 70-ых, снабдив коммерческой составляющей - в 00-ых.
На входе в даосский монастырь в Сучжоу, надалеко от Шанхая, чья символика была плотно завязана на астрологии и знаках зодиака, к которым верующие ставили покупные флажки, располагался громадный ювелирный магазин с амулетами из серебра и золота.
Православный храм св. Николая в Шанхае, во французском квартале, на ул. Джаолинь, куда Вася, собственно, изначально и направлялся, во время культурной революции Мао был закрыт, как и многие другие объекты традиционных культур – буддийские, ламаисткие, даосские монастыри и храмы – все, что напоминало о буржуазной морали. Вскоре в русском храме разместился ресторан для бывших хунвэйбинов-красногвардейцев – членов террористических отрядов, уничтоживших любое китайское духовенство и интеллигенцию в период гонений 1965 – 1969 годов, разрушавших материальные памятники архитектуры, истории, письменности Китая, все его прошлое, и захвативших, в этой инициированной вождем борьбе элит, власть в сфере культуры и образования. Именно тогда было запрещено даже многовековое «Троесловие».
«Настоящий мужчина,- считал Мао в середине 60-ых гг.,- это хищник и самец. Гражданская война – вещь полезная, она естественным отбором выделит для партии новых лучших людей, способыных на все, безпринцыпных, не отягощенных совестью. За столетие как минимум надо проводить две-три культурные революции пролетарских масс. В образовании и культуре мы оставим исключительно таких людей, которые буду верить и учить единственно верному пролетарскому мировоззрению о полезе вражды… Старые методы обучения разрушают таланты и молодежь. Я не одобряю чтения такого большого количества книг. Мы должны смести общепринятые правила... Единственный метод - это самоосвобождение пролов...».
Со смертью и мумификацией Мао в 1976 году культурная революция закончилась, но и сейчас православные китайцы вынуждены скрывать свою веру. Служб церковных нет, священников нет. Верующие православные китайцы, их несколько сотен - это в основном люди старшего поколения, которые помнят последние литургии и в Шанхае, и в Китае - в начале 60-ых. Поколение после культурной революции забыло все.
Хунвэйбины устроили не первые гонения на христиан в Китае. В 1900 году во время антиевропейского восстания ихэтуаней, основными участинками которого были члены многочисленных боксерских секций, китайцы громили христиансикие миссии, в том числе и православные.
- Наше правительство,- говорили идеологи боксеров,- потворствуемое европейскими державами, злонамеренно изображает обыкновенных китайцев как проституток, курильщиков опиума, обманщиков и женщин с семенящей походкой, что создает, таким образом, комплекс неполноценности у нации, нация деградирует и не верит в себя, в свои возможности. С такой пропагандой мы не сможем сделать нашу страну великой, с настоящей гармнией в государственном строе и социальной справедливостью… Нам мешают второсортные иностранные дьяволы.
В Пектине толпа ворвалась в православный храм, где служил священник-китаец:
- Ты больше не будешь верить в Христа. Ты - китаец, ты должен принести жертву китайским богам.
- Мой Бог Иисус Христос - Бог не только русских, но и китайцев и всех людей мира.
- Если ты не сделаешь, что мы говорим, мы тебе грохнем, как твою семью.
После этого они убили его матушку и детей у него на глазах.
- Теперь ты видишь, что ваш Бог, Иисус Христос не спас их.
- Нет, Он спас их. Я встречу их в Царствии небесном.
- Где это царствие небесное?
- Я вижу его. Вы не можете видеть его, потому что вы не крещены во имя Отца и Сына и Святого Духа. Если вы уверуете в Иисуса Христа, Он откроет ваши глаза и покажет вам Царство небесное.
Священник был четвертован, также в ту ночь были убиты все, кто был в храме – 200 человек. Мао утверждал, что ихэтуне – это герои китайской истории.
Через несколько десятилетий после этого убийства, в Китае снова начали образовываться очаги православия. Белые офицеры, уехавшие из коммунистической России и основавшие в Шанхае русскую диаспору, построили храм св. Николая.
Ерш походил вокруг заброшенного здания, ресторана здесь тоже уже не было. Вася попытался заглянуть в окно, но оно располагалось так далеко от ограды, что увидеть внутри ничего не удалось, а перелазить через нее он не стал.
«О, всесвятый Николае, угодниче преизрядный Господень, теплый наш заступниче, и везде в скорбех скорый помощниче, помози мне грешному и унылому, в настощем житии, умоли Господа Бога, даровати ми оставление всех моих грехов, елико согреших от юности моея, во всем житии моем, делом, словом, помышлением и всеми моими чувствы: и во исходе души моея помози ми окаянному, умоли Господа Бога всея твари Содетеля, избавити мя воздушных мытарств и вечнаго мучения: да всегда прославляю Отца, и Сына, и Святаго Духа, и твое милостивное предстательство, ныне и присно, и во веки веков. Аминь»,- прочитал русский искатель правды и истины молитву Николая Угодника, когда в душе возник и стал разрастаться нездоровым внутренним смущением образ желтолицего врага.
- Посмотри на них, брат,- говорил один из русских царских моряков после литургии в шахайском храме Св. Николая другому, когда службы там еще шли, в 30-ых,- китайцы, очень ведь люди хорошие, добродушные, трудолюбивые…
Ерш тоже встретил русских моряков в Шанхае. Это произошло между Peace Hotel и зданием, где раньше располагалась The International Opium Commission – на Nanjing rd.
Opium Commission - официальная организация, осуществлявшая продажу китайцам опиума. Век назад английское правительство, а контора была их, позволяло себе работать в столь сомнительной сейчас области по белым схемам. Правительство Китая было вынуждено тогда отдать свое население во власть торговцев опиумом.
В чреде мелькающих китайский муравлев Василий увидел пять белых исполинов. Русские матросы из Владивостока, одетые в парадное, были в китайской толпе чем-то инопланетным, неземным.
- Ты сам откуда будешь?– был первым вопросом к нему со стороны моряков.
Здесь, в далекой, неиндоевропейской стране, русских увидеть было приятно и взаимно.
- Я приехал в Шанхай на Международнйю выставку достижений народного хозяйства. По делам,- вранул для солидности Ерш, про Школу Гирляновой говорить им не хотелось, что-то внутри подсказывало, что такой мотив в их глазах будет выглядеть подозритнльным и неоднозначным, наверное, раз так, значит, не без основания,- сам из Москвы.
Вокруг их разговора образовалось кольцо любопытной толпы, увеличивающееся с каждой секундой.
В русском павилине Международной выставки достижений народного хозяйства Ершов нашел женщину, чей телефон был указан Гирляновой, как координат куратора центра Духовной практики самосовершенствования «Нефритовый путь». Это было дите смешанного брака Татьяна Кьян – сухая женщина средних лет в больших очках и нервозной напряженностью в теле.
- Мы сейчас под запретом в Китае, вы же понимаете... В другом месте и в другое время я бы с вами даже не стала говорить…
Как выяснилось, главной целью центра считается самосовершенствование по образу Вселенной. На сухой шее Татьяны болтался огромный и непонятный неосведомленному человеку амулет.
- В общем, учение достаточно тайное… Серединый путь… Это древние методики и технологии… и мы так сразу не готовы вас впустить… У Людмилы Мстиславовны были серьезные покровители в высших эшалонах российской власти… Вас так сразу мы не готовы… Ехайте в Сиань… Там наши люди… мы подумаем пока… Вас найдут…
- Можно сфотографировать ваш кулон.
- Ой, что вы, нет, конечно, нет. Но у вас может быть такой же. Понравился да?... Если хотите, можем устроить вам сеанс хлопотропого дыхания….
Она обернулась в сторону какого-то мужчины
- Армен…
Василий остановил начавшийся процесс.
- Нет, спасибо, я уже проходил подобное.
- Тогда, возьмите в дорогу книжку одного китайского народного целителя про голодание. Это русский перевод, она не издавалась и не будет издаваться. Принтовый вариант… Как вам Международная выставка достижений народного хозяйства?
Каждый павилион на Международной выставке достижений народного хозяйства чем-то отличался от других. В кубинском павилионе, например, возбуждающе пахло сигарами, павилион Перу был выполнен из бамбуковго дерева, павилион Англии выполнен в форме головного убора их церемониальных военных. Толпы китайцев багали по выставке со специальными паспортами посетителя Международной выставки достижений народного хозяйства, где проставлялись штампы о просмотре того или иного павилиона. Так Китай интегрировался в мировое сообщество. Так спадала завеса с его многовековой политики самоизоляции.
Павилион русских напоминал ядерный реактор, украшенный национальными узорами.
- Глобализационный PR- емко охарактеризовал выставку Вася.
- Угу.. В Сиане к вам подойдет человек, вы сразу поймете, что он свой. Получишь от него вещество и можешь ехать в Москву… Нате денег…
Денег было очень много. Ерш согласился.
Утренний привокзальный Сиань, в центральном невитринном Китае, был полон нищих, активность которых по отношению к здоровым членам общества была равна нулю. Нищие просто бродили вокруг помоек или спали на грудах хлама. Чем дальше от вокзала, тем бомжей встречалось меньше, но удаленность города от побережья, от экономических центров, давала о себе знать безпрепятсвенно. Товарно-денежные отношения здесь развиты были существенно менее, чем в Пекине и Шанхае, что отражалось на унылых лицах людей.
При либеральной экономике у последователей культа потребления устанавилвается некая взаимосвязь кошелька и самочувствия - есть возможность что-то купить, народ доволен, нет возможности – уныл. Изначальные функции городов, как торговых центров, оставляют отпечаток на психике.
Ерш прибыл сюда ранним утром, обошел все хостелы – занято. Комната для паломников в одной из полуразршенных мечетей Сианя была в состоянии ужасном, и оставаться здесь не хотелось, хотя Ерш совершенно бесприпятсвенно в пустую мечать проник, не встретив ни одного служителя ислама. Мечеть казалось заброшенной. Пришлось вернуться на вокзал, сдать багаж в камеру хранения, и, неспавши, выдвинуться по направлению к культовому историческому китайскому центру – «Глиняной армии».
На вокзале к нему сразу подошли некие левые маршруточники с коммерческим предложением. Вася допил финиковый компот и проследовал за ними. Всю дорогу до Terra-cotta army водитель маршрутки давал взятки гиашникам. Миф о законопослушном Китае слегка развеялся, хотя в Пекине полицейские достаточно бескомпромиссно выдавливали торговцев из метро, так, что те даже не пытались с ними договориться.
- Где можно купить видео с казнями чиновников?- обратился к Ершу тот смый толстяк, которого менеджер видел по вылету из аэропорта в Москве,- вы не знаете?
Он был один, перед двумя русскими стояли две сотни глиняных содат в человеческий рост, обращенных воинственной колонной в сторону России. В руках у толстяка была фотография, на которой Путин держал миниатюрного терракоторового война.
- А вам зачем?- удивился Ершов такой встрече.
- Покажу на экспертном совете в одном учреждении.
- Я не знаю. Может в Пекине, у входа в Запретный город. Или спросите у бомбил на железнодорожном вокзале здесь, в Сиане.
- Вам понравилось в Сиане?
Ерш вспомнил, что не нашел здесь место для ночлега и вынужден был купить билет в Пекин с отъездом сегодняшней ночью.
- Мест мало для ночлега.
- А что вы здесь ищите? Продукт, содержащий Бога?
- Интересная формулировка.
- Судя, по тому, что сейчас мы находимся в окружении враждебно настроенных воинов, этот продукт - терракот. Глина, черт возьми! В Книге пророка Исаии 64/8 есть даже такие слова: «Мы – глина». Прах!
Толстяк неожиданно перепрыгнул через ограду, отломил кусок глины от солдата, сунул его в пакет и незаметно бросил Ершу в ноги вместе с портретом Путина:
- Прячь в трусы.
Потом отломил еще один кусок побольше, зажал в руку и, громко заорав на английском:
«Я гражданин Мьянмы! Вы не имеете право», быстро метнулся в сторону выхода археологического комплекса, где его повязали сотрудники милиции.
В участке, куда Ерша тоже сопроводили, Вася сказал, что впервые видит этого человека:
- Мы поговрили три минуты о Сиане, на английском, после чего тот сделал то, что он сделал.
Ерша отпустили. С глиною в трусах он поехал в Пекин и заселился в тот же хостел, где встретил Соню. Пока чирикал с ней на ресепшене, услышал из бара русскую речь.
- Мы приехали в Пекин отдохнуть, сами живем в городе в 200 км от Пекина, преподаем в школе русский язык.
- В русской школе?
- Нет. В китайской. Они специально набрали русских, которые не знают китайского, чтобы практика общения с китайскими детьми была только на русском языке. Вот мы здесь и живем уже по пол-года. И сами потихонечку китайский изучаем.
Вечером в этом же хостеле Ерш встретил другую группу русских:
- Мы здесь учимся в китайском вузе на экономистов,- пояснили они,- русских здесь вообще не мало. Я слышал, что даже где-то есть русское кладбище.
- Не есть, а было,- поправил его другой студент,- в период культурной революции русское кладбище Пекина, было закрыто и переделано в поле для гольфа. Говорят, там еще мощи каких-то святых захоронены, которых кокнули в период восстания ихетуаней и несколько раз тайно перезахоранивали.
- Я по радио слышал, что в России из какого-то монастыря были украдены мощи Александра Невского.
- Покоя им не дает всякая мертвичина – одних в мавзолеях выставляют, других из храмов воруют. Что они все ищут?...
Несколько месяцев Василий жил в хостеле административного центра китайской провинции Внутренняя Монголия, периодически наезжая в Пекин, и пытался учить язык, пока к нему не приехала с билетом до Москвы Татьяна Кьян:
- Теперь можно лететь. Вас китайские власти по делу в Сиане сняли с учета.