Рожь на минном поле
Среда, 05 Сентябрь 2012 01:27

1941 год. Напряженность существует уже давно. Зимой по радио ведется заочное обучение азбуке Морзе, надо решать задачи и отсылать работы в Киев. Радиотворчество Толика Вахронеева ведущий программы похвалил в прямом эфире. Молодой человек стоял на грани вступления во взрослую жизнь. Для паренька 17 мая прозвенел последний звонок, через месяц был сдан последний экзамен, 19 июня – выпускной вечер, торжественная часть, танцы. 22 июня утром проводился финальный матч первенства между школьниками. Азарт, борьба, болельщики. Ближе к концу игры к площадке прибегает малец:

-         Ребзя, началась война!

Матч доиграли. Вечером поехали в Киев на открытие нового стадиона, билеты были куплены заранее, но на воротах спортивного сооружения висел замок. Игра отменена. Выпускники погуляли по городу, людей на улицах было много, но установилась мертвая пугающая тишина. Лишний раз не разговаривали и не смеялись. Через три дня Анатолия вызвали в военкомат и объявили, чтобы он ждал повестку. В это время война уже коснулась его своим запахом смерти. 24 и 25 июня город Бровары, где он жил с семьей, бомбился.

-         Я спал, - вспоминает он, - вбегает встревоженная мать,

будит меня, мы выходим на улицу, а там куски железа с неба летят. До сих пор помню самолеты с крестами.

Повестку из военкомата он стал ждать с волнением, нетерпением и предрешенностью судьбы, однако, ее не несли. Томиться в неопределенности было тяжело, родной город продолжали атаковать фашисты, в августе Анатолий с другом  сами пошли в военкомат, но там уже никого не было. Командование съехало.

-         Собирайте рюкзаки, завтра пойдете вместе с группой в

Прилук, - сказал им дежурный.

На следующий день из Броваров двинулся караван будущих солдат, в Прилуке их долго не задержали, и перенаправили в Сосновку, где находился большой мобилизационный центр. Все прошли дезинфекцию. Здесь ребят загрузили в товарные вагона и повезли в сторону Харькова. Эшелон изредка подвергался бомбардировкам. В Харькове Анатолий Вахранеев обменял гражданскую одежду на комплект из шинели, винтовки, патронажа, противогаза и двух гранат, после чего получил распределение 42-ой пограничный полк на должность  радиста артбатареи. 

-         О войне все уже догадывались в конце 30-ых годов, -

говорит Анатолий Иванович, - и я специально учил радиодело, чтобы обладать военной профессией.

Если радиотехнику он знал, то стрелять еще не умел. В наряде его внеплановый выстрел взбудоражил капитана Тарасова, который моментально выскочил из штаба:

-         Кто стрелял?

-         Новичок выстрелил, - пояснил инструктор.

-         Новичков в наряд не посылать!

Анатолия послали дежурить на кухню. Подготовка к сражениям продолжалась до конца года. 31 декабря 1941 года весь военный состав, а артбатарея уже была присоединена к 8-ой мотострелковой дивизии, квартировавшей в Воронеже, собрали в актовом зале училища, политработник поздравил всех с наступающим новым годом, пожелал счастья и успехов. Утром 1 января дивизию погрузили в эшелоны и повезли к линии фронта. Рожество в одной из украинских деревень надолго запомнилось Анатолию. Вместо привычной армейской перловки – сало, капуста, картошка и самогон -  солдат кормили местные крестьяне.  Праздник длился не долго. Ночью 17 января солдат поднимают и бросают на передовую, до которой еще надо дойти пешком 20 километров. Ранним утром группировка советских войск вышла на немцев, позади несколько часов пути с 16 килограммами обмундирования и снаряжения на плечах, враг стреляет из минометов, на спину Анатолия надевают катушку с проводом и приказывают растянуть ее к боевым точкам. Минометный огонь усиливается. Вахронеев с облегчением вздохнул, когда приволок провод до искомого блиндажа, его подключили к рации, но связи не обнаружили. Под обстрел пришлось идти снова.

-         Если связи нет, - рассказывает ветеран войны, - то,

скорее всего, провод перебит, снова приходится бежать по линии и дергать за него в поисках  разрыва. Там, где

рука чувствует слабую натяжку, близко место дефекта. Находишь разрыв, зачищаешь, соединяешь провод, связываешь кабель, уходишь в укрытие. Я так устал там, что мне все стало безразлично, бомбы, взрывы, немцы,  я просто перетягивал провод и  был готов к смерти.

Здесь куски железа летят с неба много чаще, нежели пол года назад в Броворах, но тем лучше себя чувствуешь, когда остаешься после этого месива живым. Вечером уже знакомая фигура Вахронеева снова попалась на глаза начальнику артбатареи Арсентьеву:

-         О! - сказал он, - я, пожалуй, возьму себе его. Мне как раз

нужен связной в штаб.

Бегать с донесениями на новой должности под огнем врага Анатолию надо было не мало. 1942, 1943, 1944.  Повидать тоже пришлось с лихвой.

- Командиры на фронте в Советской армии были разные, - делится своими наблюдениями Анатолий Иванович, - практически со всеми можно было найти общий язык, однако, встречались и такие люди, которые смотрели на подчиненных с нескрываемым высокомерием, вели себя крайне заносчиво и отличались неразумными решениями. Я, когда ехал в госпиталь, то видел солдата, который убил своего командира, после был суд, но его не расстреляли, а всего лишь сослали в штрафбат. Это невиданно, потому что за меньшую провинность на войне должны были расстреливать. То есть, видимо, командир был действительно в чем-то очень не прав. 

         В госпиталь Вахронеев попал в 1944 году. Очередное задание, 2-ой прибалтийский фронт. Связь между командиром батареи и батальона зависела от удачи этого человека, от той удачи, которую в нем почувствовал начальник артбатареи Арсентьев, когда 1 января 1941 года увидел изнеможенного паренька, и летевшие мимо него куски железа. Но в этот раз не все прошло так благополучно. Информация доставлена, снаряды летят, но рикошетят и не взрываются. Один из них не срикошетил. Осколок попал Анатолию в лопатку и вылетел с другой стороны тела. Насквозь. Перед глазами мелькнула жизнь. Связной теряет сознание, через некоторое время приходит в себя как раз в тот момент, когда его волокут по траншее, опять забывается.

-         Куда? – теребят его ребята.

Он указывает на плечо, одежду режут, бинтуют. До вечера Вахронеев лежит в землянке, ночью его доставляют в санчасть.

-         Ой, что это у вас там творится? – изучает солдата врач.

В сквозной ране – шерсть от полушубка. И боль. Физическая. Сильную душевную боль связной Вахронеев испытал несколько месяцев назад, под Сталинградом.

-         Сбегай к пехоте, узнай, нужны ли им еще артиллеристы,

- сказал ему командир.

Он побежал, на мосту неведомая сила заставила его посмотреть вниз. Лицом вверх там, на дне оврага, лежала девочка лет семи, глаза ее были открыты в сторону неба.

« А, ты то, ради чего погибла?», - подумал Анатолий. Под Сталинградом было жутко. Однажды они сидели вечером в блиндаже и к ним зашли две женщины:

-         Дддаййте  беннзиннчикку.

-         Зачем вам? - спросили солдаты.

-         Вши заели.

Женщины сняли шапки и стали растирать поредевшие волосы бензином. Утром эти же женщины палочками безумно ковыряли кирпичные развалины:

-         У нас здесь семечки были посажены.

И пустота в глазах. Но самый страшный эпизод войны для Анатолия Ивановича был не здесь. Между боями солдаты получили приказ добыть себе еды и скосить рожь, однако, нездоровая тишина над полем насторожила их, и с выполнением команды начальства  бойцы решили подождать. К полю прибежал командир взвода минеров.

-         Вы чего бездельничаете, - начал он предъявлять им

претензии, - мин здесь нет, трусы, отправлю в штрафбат.

Он взял косу, вышел ко ржи, сделал несколько шагов, и раздался взрыв...

Тимофей БАЛЫКО