20.
В квартальной чайхане иранского города Мешхед на улице Имама Ризы в доме 9 менеджер по проектам Василий Ершов восхищенно смотрел на огромный начищенный самовар, из которого служащие в чашки наливали кипяток.
- Обратите внимание на персидские пеналы для очков,- сказал ему Реза Саджади, когда провожал на самолет.
Мешхед был известным городом. Еще несколько лет назад здесь совершались публичные казни насильников, педофилов и проституток, которые ныне правительство Ирана вынуждено было приглушить из-за интеграции и вывода части продукции своих производств на международные рынки, где подобные меры уголовного преследования по шариату - вызывали отторжение.
На стене над рядом разнокалиберных кальянов висел портрет имама Хомейни, легендарного автора исламской революции. Иранские, преимущественно, бородатые мужики сидели за столиками, окаймлявшими по периметру кальянную, и вдыхали табак, пропущенный через систему. Ерш тоже вдыхал его, завороженный звуком булькающей воды в кальяне. Дыхание человека приводило в движение некий волшебный процесс, когда дым, превращаясь в пузырьки, проходил от углей и тлеющей травы - через воду - в легкие человека.
- Ты откуда?- сразу спросили Ершова в иранской чайхане, когда поняли, что, несмотря на густую бороду, он не говорит на фарси и является иностранцем.
- Руссия.
- О. Таджик?
- Таджик?! – недоумевал Ершов,- нет. Русский. Путин, Путин.
Здесь, в этой исламской республике, узнав, что он из России, Василия упорно и неоднократно называли таджиком.
- О! Путино. Хорошо.
Ерш оказался в Мешхеде как раз в тот момент, когда в столицу Ирана Тегеран, приезжал Путин и договаривался о продаже оружия иранцам. Лидеры России не встречались с главами Ирана более 60 лет. Контракт на поставку в Иран комплексов противовоздушной обороны С-300 был подписан, однако, в течение 3 лет оружие так и не было отправлено - по техническим причинам, а затем русское правительство вообще передумало и разорвало договоренности. Несмотря на это, СМИ России упорно повторяли годами отточенный, как камень водой, лозунг, что Путин всегда держит свое слово. В Иране, Путин, к моменту своего визита, через управляемую исламской республикой прессу был известен, как авторитетный политик, противостоящий влиянию англо-саксонской цивилизации. Иранский народ в эти дни радовался ему, как спасителю.
Узнав, что гость, не говорящий на фарси – русский, посетители кальянной сразу нашли в зале человека, который знал несколько слов по-русски и выжидательно пояснили, что тот воевал в Афганистане. Долго поговорить с местными Ершову не удавалась, в 1 000 километрах от иранской столицы знают только персидский язык, на английском практически не говорят. Ерш переместился снова за столик к иранцам и продолжил вдыхать апельсиновый табак. К кальяну обязательно прилагался чай и колотый сахар, который елся вприкуску. Особым шиком считалось курить кальян и пить «Пепси» или «Кока-Колу». Ерш попытался на смеси всех языков рассказать иранцам правду об этом напитке.
- Сто лет назад «Кока-Колу» в США придумал фармацевт. «Кока-Кола» - это лекарственное средство, лечащее наркотическую зависимость от морфия и опиума. Заменитель. Потом его модифицировали и стали продавать шире – как антидепрессант.
Иранцы его не поняли и только похлопали по плечу. Мол, молодец.
- Один хомейни,- сказал кальянщик.
Ерш достал купюру в 20 иранских реалов, с изображением имама и, расплатившись, вышел на улицу.
«Это 2 доллара США»,- пересчитал Василий цену на знакомый эквивалент, совершенно не придав значения тому, что американская империя начинается как раз здесь, в его мозгах, когда человек начинает ее ценностями, ее эталонами измеряет весь остальной мир.
Было 10 утра, первое полноценное утро в Иране, позади остался 12-ти часовой переезд на автобусе из Тегерана в Мешхед. В столицу Ирана русский герой прилетел рано, еще не рассвело, и пока оформлял семидневную визу, что можно было сделать прямо в аэропорту, чуть не попал в щекотливую историю.
Окошко с выдачей виз было закрыто, толпа прилетевших иранцев успела рассосаться, но зато в пустом зале прибытия пассажиров выяснилось, что в это же окошко оказалась устремленной еще одна русскоязычная женщина, которая вела себя очень нервно. Ерш не смог разобрать причину ее состояния, но все равно пытался ее успокоить. Из ее путанного рассказа выяснилось, что женщина жила в Иране несколько лет с каким-то местным полицейским, нелегально, была вынуждена по вопросам собственности отбыть на некоторое время в Россию, сейчас вернулась в Иран и не знала, впустят ли ее. В этот момент к ним подошли полицейские, привлеченные нервозным поведением прибывшей женщины. Тут же выяснилось, что женщина абсолютно не говорила по-английски и не знала фарси, персидского. Ерш напрягся, продолжая думать об иранке, с которой он познакомился в самолете - она предложила подвезти его в Тегеране до автобусной станции или же оставить на своей квартире, где она живет с мужем, должным ее встретить по прилету. Иранка с мужем ждала его уже минут тридцать, пройдя все документационные вопросы. Она несколько раз махала ему рукой из-за границы, но окошечко для выдачи виз было закрыто, а теперь еще вдобавок к этому появилась новая проблема – полицейские забрали паспорт и повели Ерша в отдельную комнатку.
В участке женщина все же попыталась повторить свою историю на смеси английского, русского и персидского языков.
- Вы жили в Иране без визы? Ваша виза закончилась несколько лет назад. Как вы сейчас сюда попали, у вас нет штампа прохождения таможни в Москве?
- Позвоните моему мужчине,- она протянула ему телефон.
- Он иранец?
-Да. Он полицейский.
- Полицейский? – очень удивленно спросили люди в форме.
Ситуация вырисовывалась с намеком на государственную измену.
«Надо ли помогать соотечественникам, попавшим в трудную ситуацию за рубежом, ведь у нас у всех одна родина?– задумался в этот момент Ерш.- И что я могу для нее сейчас сделать?»
- Вы вместе? – спросил полицейский у Ерша, изучая его паспортные данные.
Женщина посмотрела на русского, как на свою последнюю надежду.
- Нет,- ответил тот,- я ее не знаю.
Их пути разошлись.
Ерш выходил из аэропорта, разменяв деньги, с неистлевшей еще надеждой, что иранка ждет его в автомобиле своего мужа. Это была студентка, учившаяся в России.
На пяточке возле аэропорта стояли исключительно таксисты. Наученный опытом переговоров с рикшами в Индии, Ерш сразу стал так жестко торговаться, что таксисты решили не противоречить ему, и сбросили ценник на несколько десятков реалов.
- Если что, я пару часов подожду утреннего автобуса,- грызанул их Василий.
Приехав на автовокзал, он купил билет до Мешхеда и сел в автобус, который практически сразу тронулся, а Ерш задремал. За окном светало, открывая равнины с редкой растительностью и небольшие горы. Через час езды автобус остановился возле мечети, большая часть пассажиров вышла из салона совершать намаз. Таких остановок в течение пути было то ли три, то ли четыре. На экранах телевизоров, размещенных в салоне, всю дорогу крутили выступления духовных проповедников. Это был обыкновенный рейсовый автобус. Так Ерш попал в реальное теократическое государство.
Водитель автобуса, заметив, что некоторые пассажиры, переместились с мест, обозначенных на их билетах, туда, где было свободнее и два соседних друг с другом места были пусты, проявил бдительность и принципиальность, остановил автобус и потребовал, что все они сели обратно. Сказано это было так убедительно и авторитетно, что перебежчики не посмели возражать, и бесспорно сели обратно. Автобус двинулся дальше.
По дороге русский герой выучил несколько иранских слов, расспросив их у соседей, отнесшихся к иностранцу с некой настороженностью. Ерша интересовал небольшой походный набор слов. «Мамнун» - «Спасибо». «Пуль» - «Деньги». «Пуль мегене?» – «Сколько стоит?». «Эстметтиа?» - «Как тебя зовут?». «Хум» - «хорошо». «Ари» - «Да». «Бат» - «Плохо». «Корос нами» - «Я голоден». «Хода хавед» - «До свидания». «Джарме» - «Жарко». «Руз» - «день». «Дуст даш тан» - «Любовь». Для общих привественных разговоров с иранцами, посчитал Ерш, этого должно хватить.
Несколько раз за окном на горах Ершов видел высеченные крупные арабские буквы и слова, для освещения которых в темное время суток даже были смонтированы прожекторы.
«Нет божества,- было там написано,- кроме Аллаха, и Мухаммад – посланник божий и Али – ближний святой божий».
- Ислам – истинная религия,- рассказывал как-то Василию Рамиз,- ты сам прикинь… В 613 году в Мекке прозвучала первая проповедь пророка Мохамада, а к середине VII века уже существовало мощное государственное образование – Халифат – наше государство - есть мусульманская община верующих, огромная такая община. Каких-то 40 лет… Образование США – отдыхает… В 651 году в Халифат после ряда военных сражений был включен Иран, населенный уже ни один век зороастрийцами, христианами и иудеями, они тут сотни лет жили. С тех пор Иран постепенно стали заселять арабские племена, исповедующие ислам. Постепенно арабский язык и ислам стали вытеснять язык персидский и старинную религию персов – зороастризм. На руководящих должностях со временем могли находиться только мусульмане. Приняв ислам, персы могли рассчитывать на высокие должности, особенно в области финансов, где у арабов того времени были существенные проблемы. Персы-зороастрийцы вытеснялись в Индию. Не резко, но процесс шел столетиями. Мы никого не убиваем. Еще в X веке в сельской местности Ирана практически в каждом населенном пункте был зароострийский храм огня. Зороастрийцев в некоторых районах было так много, что они не носили на одеждах отличительных знаков для иноверцев, предписанных исламским правом. У нас очень хорошее, человеколюбивое право. Ислам – религия мира. У нас всегда один политический лидер – Мохаммад.
Ершов уже много думал про природу лидерства. В неком идеале, прописанном в эталонных учениях менеджмента, лидерство – это система отношений в группе, когда один человек, лидер, выступает с инициативой и берет на себя ответственность за действия группы и их возможные последствия, а другие, последователи, готовы следовать предложенной инициативе и прикладывать для этого значительные усилия. Однако, в эту безоблачную схему идеальных отношений между людьми вкрапляется некая теневая норма лидерства - если хочешь устроиться в систему поближе к лидеру, сообщай ему о том, что происходит вне его непосредственного поля зрения. Как правило, таковых любителей сообщать находится несколько. Есть те, кто менее лоялен к власти и не занимается шпионажем за членами той или иной статусной группы, но более профессионален в деле. Все члены статусной группы тоже хотят стать лидерами.
В 632 году Мохаммад умер, сразу возникли споры, кого признать главою мусульманской общины.
- Ислам - религия мира?- ухмыльнулся Лизогамский, когда Ершов рассказал о словах Рамиза,- это гон. Ислам начался с завоеваний! Практически сразу. С момента первой проповеди Мохаммада, произнесенной в 609 году, вокруг него сгруппировались приверженцы, среди которых были весьма серьезные люди, обладающие капиталом, способные вооружать армии и вести войны, представители элит, которые стали активно создавать семьи, заключая между собой браки. После смерти Мохаммеда, главою общины признали богатого купца, друга Мохаммада, Абу Бекра. Его сменил второй халиф – Омар аль Хаттаб, талантливый организатор, потом третий – муж дочери Мохаммада - Осаман, из богатого рода Омейядов. Пока Мохаммад еще был жив, эти трое вели активную политическую игру, лавируя между племенами и объединяя их вокруг города Медины и ведя борьбу с языческой знатью близлежащих населенных пунктов. В 623 году мусульмане напали на торговый караван купцов из Мекки и провели изъятие ценностей в пользу общины. Первая мусульманская община работала по караванам и в 624, и в 625 годах. В 630 году пророк Мухаммад во главе с 10 000 солдат взял Мекку. После смерти пророка первые три арабских халифа продолжили курс на завоевание. За 10 лет, с 634 по 642 года были завоеваны Палестина, Сирия, Верхняя Месопотамия и Египет, он во имя Бога поставили свою администрацию на занятых землях Византии и начали насаждать веру в Закавказье. Хотя Мохаммад в своих проповедях порицал купцов, богачей, которые в своей приверженности к материальному, забывали о загробной жизни, монетизация мусульманской общины быстро росла, не все были довольны дележом пирога, кумовством, отсутствием социальных лифтов и тем, что аристократическая верхушка в новом государстве монополизировала себе власть. Ничего удивительного – ведь ислам – это политическая религия, со всеми вытекающими мирскими заботами, борьбой элит.
На шее Лизогамского, поверх рубашки и галстука, висел пошлый металлический кулон с листом марихуаны. Ерш ткнул на него пальцем:
- Ты так по министерству ходишь?
- Не-а,- ответил тот,- час назад одна подружка на память повесила.
- Ей лет то сколько?...
Лизогамский лукаво опустил глаза, и Ершов понял, что кулон остался висеть на его шее только для того, чтобы произошел этот диалог между ними. В Мешхед Лизогамский ехать отказался.
- Не мое,- произнес он,- общество, не мое, недемократично там...
В Мешхеде, куда Ерш доехал из Тегерана только поздно вечером, опять пришлось торговаться с таксистами. Уже по дороге в центр города, Василий выяснил, что таксист может привезти его на съемный частный сектор, где по цене 10 долларов за сутки ему предоставят койко-место. Русский согласился, искать гостиницу самому очень не хотелось, поэтому он решил довериться водителю. Его не очень долго везли по пустым центральным улицам, а потом свернули в переулок, предварительно указав пальцем на освещаемую постройку в конце одной из центральных улицах:
- Имам Реза,- сказал таксист.
Несколько поворотов по переулку, и Ерш высажен возле забора, за ним трехэтажный дом, в полусне она платит 10 долларов какому-то низкорослому типу, берет ключ от комнаты и идет спать. Засыпает тяжело, на новом месте всегда так. Утром комната оказывается квартирой, с двумя комнатами, кухней и ванной. Его устраивает предложенный сервис, и он решает остаться здесь. Приняв душ и замочив белье, просоленное потом за многочасовой переезд, он выходит на улицу, идет по переулку, между высоких заборов частных домов, по пути попадается женщина в черном платке и полностью обмотанная черной тряпкой, вторая – такая же, третья… Он страется не спровоцировать агрессию, не смотрит им в глаза. Взгляд русского героя останавливается на окне какого-то заведения, в котором он видит людей, курящих кальян, заходит туда и упирается очами в простой русский самовар.
В последующем, он так часто видел самовары в небольших уличных закусочных, что стал глубоко сомневаться в русских истоках этого устройства для кипячения воды. Испив в кальянной чаю и впервые попробовав кальян, Ерш продолжает свой неуверенный путь к той центральной улице, где ему сказали эти два слова: «Имам Реза»
- Когда первые три халифа, погрязшие в пороках, довели мусульманскую общину до состояния кризиса,- рассказывал Ершову русскоговорящий гид-азербайджанец,- недовольные нашли причину этого в том, что выбор первых трех халифов был ошибкой. Они провозгласили главным истинным последователем пророка Мохаммеда его зятя – Али ибн Талиб, или просто – Али, вокруг которого образовалась партия шиитов. В 656 году они убили 3 халифа Османа. Али ибн Талиб стал четвертым халифом.
- Началась гражданская война за власть,- добавил бы здесь Лизогамский.
- Вскоре Али тоже был убит,- продолжал экскурсовод.- Шииты стали признавать главой мусульманской общины его детей, а самого Али – святым мучеником истинного ислама и первым имамом. Потом был убит сын Али – Хусейн, получив 33 колотые раны. Его тоже признали мучеником. Сначала шиитами были только арабы, недовольные лживым путем исламской элиты первых трех халифов. Шиитский тайный орден постепенно преображался в религиозное течение. Вскоре к нему стали примыкать жители завоеванной Персии, нынешнего Ирана, который стали под знаменем шиитов выступать против всего, что их не устраивало во власти Халифата. Потомки, родственники Али, провозглашались имамами. Мы знали разных благочестивых имамов. Они не всегда были мучениками за веру, могли быть мирными жителями и исследователями религиозного права и догматики, разработчиками богословской системы. Те имамы, кто не принимал участие в политической жизни, таких имамов было несколько, не подвергались притеснениям со стороны суннитов, последователей халифов. Те имамы, кто начинал вести политическую деятельность, преследовались властью Халифата, центральной администрацией в Мекке. Восьмым имамом стал Али Риза. Халиф неожиданно призвал к себе Али Ризу и признал его наследником после себя, выдал за него свою дочь, стал печатать его имя на монетах, ввел зеленый цвет одежды для должностных лиц государства, любимый цвет шиитов. Этот союз длился три года, после чего халиф поменял свой настрой и отравил имама Али Ризу, в 818 году. Шииты признали Али Ризу мучеником-шахидом, гробница имама Ризы стала местом паломничества, главной святыней шиитов. Вокруг гробницы стали селиться люди. Возникшее здесь религиозное поселение впоследствии превратилось в город Мешхед. В конце X века над гробницей имама Резы был установлен мавзолей, рядом – мечеть. Вскоре они были разрушены. В начале XI века снова построены, в середине того же века опять разрушены тюрками. Во второй половине XII века снова построены, в 1220 году разрушены уже монголами Чингиз-Хана, потом снова ими же восстановлены – это сделал монгольский хан, принявший шиизм…
Чтобы услышать это, Ершов вышел на центральную улицу Мешхеда, увидел вдали религиозный комплекс и двинулся к нему, пытаясь привыкнуть к новой для себя ситуации. Многолюдная Imam Resa str была набита одиноковыми женскими фигурам, в том смысле, что большое их количество было обмотано черными тряпками. Открытым оставались только лица. Это было очень непривычно. Черная чадра – самое распространенное уличное одеяние женщин. Женщины в никабе с узкой прорезью для глаз или в парандже, полностью закрывающей глаза, редкость. Если посмотреть вдоль улицы, то вся она окажется в черных точках и группах точек, это сотни чадр. Законно обязательная одежда в общественных местах. Даже прилетающие в Иран иностранки обязаны одеть хиджаб – головной платок.
Но не это главное, что поразило русского путешественника. Ерш стал думать, что является тем новым, улавливаемым им, но еще не осмысленным, и к концу первого дня понял – лица. В чадре не видно ни одежды женщины, ни ее фигуры, видно только лицо - и на черном фоне чадры, без косметики, людские лица становятся настолько характерными, что выдают основные эмоции, переживаемые той или иной женщиной. Видны все страсти, изъедающие душу, отпечатанные в частой мимике. Лица, как отпечатки духовного состояния.
Нет ничего страшнее, чем вмиг понять чужую душу, если она отталкивает, выворачивает. Ерш стал вести мысленные диалоги с владельцами встречных лиц.
Пара глаз из никаба словно сказали ему: «А, ну-ка, покори меня». Он готов был содрать эту узкую повязку, но вдруг вспомнил, что является таджиком и этот шаг не поймет шариатская полиция, являющаяся в Иране комитетом госбезопасности.
Понял Ерш это не сразу. В свой последний день в Мешхеде он шел в свои частные апартаменты с купленным кальяном, и в очередной раз привлек внимание трех женщин, занимающих соседнюю квартиру. Женщины прибыли в Мешхед из какого-то провинциального городка для религиозных целей. Ерш поздоровался с ними, сидящими во дворе на лавочке, и сказал, что завтра уезжает в Тегеран. Женщины, видимо, давно хотели пообщаться с русским иностранцем, отступать им уже было некуда, и через 10 минут они постучались к нему в дверь. Трусливо зайдя в комнату, они держали в руках табак и уголь для кальяна, а так же чай и сахар.
- О!- удивился Ерш,- отлично, заходите.
Три дамы в чадрах вошли, повисла некая пауза, менеджер по проектам ощутил, что происходит какое-то нарушение принятых норм, но решил безвольно смотреть, что будет дальше. Одна из иранок стала готовить кальян, вторая заваривала чай, а дочь одной из них пыталась поговорить с Ершовым на английском. После общих фраз наконец-то пришло время, когда чай и кальян были готовы, Вася сел на пол, одна из женщин ушла, девочка встала у двери, а вторая женщина, сказав видимо что-то из серии: «Шариат не узнает!», сняла чадру и со смехом попыталась исполнить перед Ершом подобие танца, но, не выдержав переполнявшие ее эмоции, вскоре выбежала вон. Девочка ушла следом. Больше они не виделись.
«Странный заход,- подумал Василий,- короткометражные порожняки или сексуальная магия…»
По полу были расставлены атрибуты отдыха, которые надо было очистить, убрать и упаковать в багаж.
Персидского пенала, как ему вдруг предположилось, среди них вдруг не оказалось.
Ершов вспомнил, как умело служащий квартальной чай-ханы одной рукой собрал с мраморного стола блюдце и стакан. Пальцы трактирщика, в отличие от большинства иранцев, не были в перстнях, что, видимо, являлось издержкой профессии. У мужчин Ирана на руках обычно было одето по четыре-пять перстней.
«Это какая-то мода, наверное» - подумал Ерш. Вкупе с черными точками чадр, перстни на Imam Resa str также мелькали в его глазах обильно и часто…
Узнав, где находится гробница, Ерш выдвинулся в ее направлении. Мула, встреченный на улице, с микрофоном в руках пел как заевшая пластинка. Палатки, кафешки, массы машин со вмятинами, продолжающие случайно бить и царапать друг друга, и игнорирующие сей факт владельцы, слепой торговец исламской зеленой атрибутикой… Вокруг все было так незнакомо, непривычно. И вдруг в этой густой толпе тетушек в черных тряпках и небритых мужиков в пиджаках, мужчины здесь тоже имеют определенный стандарт – костюм, свитер, рубашка, зимняя меховая шапка-стояк, ходят с достоинством, несмотря на то, что одежда не нова. Чем старше иранец, тем достойнее его выражение лица…. Ну так вот-с, среди этой толпы достойных людей Ерш вдруг увидел знакомое лицо. Это был террорист № 1 Усама Бен Ладан.
Диск с его изображением на обложке продавался в самом центре Мешхеда. Недолго думая, Василий отдал один хомейни торговцу и сунул диск в сумку. Посмотреть видео удалось только дома, в России. Сначала минут 10 играла какая-то арабская музыка, и был показан афганский горный пейзаж, затем вдали появилась группа людей, после чего в кадр резко вошла картинка, где один человек отрезает голову другому. Ненавязчивый музыкальный фон не менялся. Ерш не смог досмотреть до конца эти кадры, вытащил диск и выкинул его в мусоропровод.
Что было записано на остальных дисках, продающихся в мешхедовской палатке, где с телеэкранов транслировалась чья-то проповедь, предположить было не сложно.
Если вспомнить, что здесь практиковали публичные казни, ничего необычного в спросе и предложении на подобный товар, нет. Руки ворам рубили еще чаще, чем казнили. Поэтому с преступностью в Иране быстро было покончено, ее там практически нет.
- Здесь коррупции нет, полицейские взятки не берут,- рассказал Ершу таджик Анвар, с которым он познакомился на русском рынке,- я живу уже здесь семь лет…
- Почему коррупции-то нет?
- Они служат не государству или чиновнику-начальнику, хозяину, а Богу. Так воспитаны. Если попробуешь дать взятку, отведут в шариатский суд. Могут наказать штрафом, могут палками побить. Религиозный народ.. Ждут спасителя… У них было 12 имамов… Это первые имамы после Мохаммада… Последний 12 имам - тоже Мохаммад, исчез, будучи мальчиком. Бесследно. Шииты до сих пор верят в то, что он вернется в явлении Махди - сокрального имама. Махди все это время жив, он невидимо управляет судьбами шиитской общины и должен появиться в конце мира, чтобы избавить человечество от войн и смут. Полное имя сокрального имама - Мохаммад Махди. Запомни два этих слова: Мохаммад Махди. Его приход – это наступление царства мира и справедливости на земле, восстановление теократии избранников божьих. Мохаммад Махди, владыка меча и повелитель времени, пребывает здесь, у гробницы Имама Резы. К нему и направлены стопы тысяч и тысяч паломников. Ты-то сходил?
В момент знакомства у Анвара было запланировано много каких-то дел, но русских он не видел очень давно, поэтому предложил Ершу сесть на заднее сиденье его мопеда и провести некоторое время вместе. Ерш согласился. Русским рынок называется потому, что часть мест на нем держат выходцы из Средней Азии – таджики.
- Мой отец был необразованным,- сказал Анвар в пути,- зато я образован. Я Коран читал. И понял - то, что мы после смерти человека приносим в жертву баранов – это не имеет значения. Значение имеет то, что ты делаешь при жизни. Я это отцу объяснял, а он всю жизнь был мусульманином и думал, что главное – это бараны.
Дело у Анвара заключалось в развозе мелкооптовых партий тапочек, привязанных в корзине к мопеду, по розничным точкам в нескольких местах Мешхеда.
- Вы случайно персидскими пеналами для очков не торгуете?- спросил Ершов.
- Нет. Мой товар на более широкий спрос. Закупаю,- сказал он,- на границе с Афганистаном, китайские, потом здесь распродаю.
- Как афганцы?
- Афганцы – это собаки. У них даже дорог нет, не могут построить.
Собаки в Иране и других мусульманских странах считаются животными нечистыми. В этом теократическом государстве их просто нет. За все время путешествия Ерш не увидел ни одного пса.
- Надо поесть,- сказал Анвар, и повез русского к своим людям.
Ими оказалась таджикская семья - несколько молодых людей смотрели какой-то голливудский фильм по китайскому DVD-транслятору. Голливудские фильмы в Иране, видимо, смотрят дома, а в общественных местах показывают Бен-Ладена. Ерш еще раз видел его лицо, на этот раз, возле одной из палаток, он уже был на экране и вещал - столпившейся вокруг народ внимал, никого это не удивляло, не шокировало.
«Так вербуют потенциальных террористов», – подумал Ерш.
- Во имя Аллаха милостивого, милосердного!- с экрана телевизора в самом центре Мешхеда говорил Усама бен Ладен, подняв вверх правый палец.- Хвала Аллаху, который сделал долгом рабов Своих джихад для возвышения слова Его, утверждения закона Его и обуздания ополчившихся на призыв Его. Хвала Аллаху, сказавшему: «Сражайтесь с ними, – накажет их Аллах вашими руками, и опозорит их, и поможет вам против них, и исцелит грудь у людей верующих» Коран, 9: 14. Хвала Аллаху, сказавшему: «Сражайтесь с ними, – накажет их Аллах вашими руками, и опозорит их, и поможет вам против них, и исцелит грудь у людей верующих» Коран, 9: 14. Благословенные моджахеды ставят взрывчатку, закладывают бомбы, минируют вражеские объекты. Моджахеды в разных точках земли ведут благословенный джихад, у которого будет достойное продолжение. Шахиды – это лучшие люди в исламе, самые уважаемые, самые достойные из достойных, гордость исламской уммы.
Ерш где-то уже слышал подобные по строению призывы. В голове вспомнились схожие по задеваемым струнам души слова генерального директора «ТермосСуп» О.В. Тобанова, обращенные к своим топ-менеджерам, по сути транслирующие одну установку: «Вы – избранные!»
Весь Мешхед был увешан плакатами с изображенными военными офицерами – это были единственные крупные баннеры в пространстве города. Тобанов в своей бизнес-риторике любил военную терминологию.
- Весь мир следит за великими победами нашими,- продолжал Бен Ладен,- ибо знает он, что в его истории открылась страница новая, большие перемены сулящая, и что, если дозволит Аллах, руками моджахедов карта региона будет заново перекроена. Исчезнут границы нелепые, крестоносцами установленные – и появится государство правды и справедливости, великое государство ислама от океана до океана – если дозволит Аллах. И это – настоятельная необходимость, ибо неверие – куфр - на всех уровнях – международном, региональном и местном – делает все, чтобы сообща помешать рождению государства ислама. Людям ислама и мусульманских земель следует вести джихад против крестоносных захватчиков, восстать с оружием в руках против того, кто помог им совершить захват, и свергнуть его…
Ерш встал завороженный, он не представлял, что такие речи могут озвучиваться фактически на площадях, перед народными массами. Текст шел на арабском языке, со строчным переводом на русский. Продавец переключил перевод на английский, Ершов попросил вернуться к исходному варианту.
- Нам не нужна демократия!- продолжал Усама с экрана.- Мы будем делать все, чтобы нам не насадили ее современные крестоносцы. Демократия противоречит исламу, ибо демократия – это форма правления, при которой законодательство зависит от направления общественного мнения, а законы изменяются и реформируются в соответствие с изменениями в мыслях людей. Демократия – это постоянные распри, вражда и войны. Только ислам дает нам вечные, неизменные законы, стабильное развитие. Только шариат! Только теократия. Сейчас теократия приходит в мусульманский мир. Общество располагает естественными законами, установленными Богом. Ни Сам Бог, ни случайность и не люди не меняют эти законы. Эти законы существуют в природе общества, наша цель - открывать упомянутые законы и регулировать свой образ жизни и свою деятельность в соответствии с ними, создавая государственное правление на таких нормах, которые были бы наиболее близки к Божественным законам. Западная демократия завела мир в тупик…
В доме друзей Анвара, на окраине Мешхеда, смотрели фильм «Схватка» с американскими актерами Робертом де Ниро и Аль Пачино. Не успел Василий присесть на пол, как откуда-то появилась женщина, и перед русским путешественником возник топчан с разной обильной едой. Они поели и продолжили молча смотреть фильм. Через какое-то время таджики, не выключая кино, встали, Анвар стал читать молитву, а остальные трое, стоя за ним, молились, опускаясь на колени. Ерш сидел в углу этой картины молящихся в Иране таджиков. На мгновение ему показалось, что таджики разыгрывают перед ним спектакль. Когда все закончилось, братья стали смотреть фильм дальше.
- Трехкомнатную квартиру мы снимаем в Мешхеде за 50 долларов в месяц,- ответил один из братьев Василию, когда они закончили молиться.
Гораздо больше молящихся русский увидел у гробницы имама Резы. Мраморная огромная площадь Джаме Разави, окаймленная двухэтажной стеной-крепостью, была плотно уставлена рядами, стройными шеренгами женских тел в хиджабах. Это напоминало армию, многотысячное построение.
Ершу кто-то сунул в руку листовку. Крупным, черным по белому в шапке издания значилось. «Информационный вестник «Братьев-мусульман».
«Что такое ислам, если не религия политики, социальных, экономических вопросов, закона и культуры? Разве ислам состоит только из поклонений, коленопреклонений, молитв и мистерий?... Разве не странно, что коммунизм обладает властью, защищающей его и распространяющей его воззвания; все политические течения и нации обладают властью, которая ведет борьбу на их пути, а исламской власти, которая работала бы на ислам и защищала его, вовсе не существует? Тем более, что это ислам, обладающий привилегиями всех школ и свободный от их недостатков; ислам, объявляющий народам планеты мировую систему и предлагающий пути лечения всех их духовных и материальных недугов, и считающий удовлетворения нужд других людей долгом для мусульман; ислам, призывающий людей к ответственности друг перед другом и создавший для нужд человеческого сообщества самые передовые системы; ислам, который следует Корану».
Мулла на площади Джаме Разави начал читать молитву на арабском языке. Несколько человек бросили осудительные взгляды на модно, по-европейски, протертые вельветовые штаны Василия. Он не первый раз заметил, что они привлекают внимание местного сообщества.
«Нищий» - делали вывод иранцы.
- Алля Аббар…
Женские тела как по команде упали на мраморное покрытие, приклонив головы ниц к земле, очередные слова мулы – все встают, кланяются, опять садятся, команда мулы – встали поклонились, опять пали ниц. Над мечетью Идга реет зеленый флаг.
В комплексе имама Резы таких площадей десять, и все они плотно уставлены людьми. Весь город стекается сюда несколько раз в день для молитвы, люди идут потоком, как в Москве бегут в час пик в метро. Ерш, пораженный увиденным, пораженный тем, что люди идут массой не деньги себе зарабатывать, не прожигать жизнь, а идут изо дня в день служить Богу в молитве, стал бродить по комплексу, пока в одном из зданий не увидел снова несколько слов по-русски, но на этот раз без лица Бен-Ладена. Экскурсовод-азербайджанец спал под табличкой о своей услуге. Разбуженный, он недовольно буркнул что-то и стал Ершу рассказывать историю имама Резы.
- А сколько человек сюда приезжает в месяц из СНГ?- поинтересовался после его вводного рассказа Василий
- Человек 300.
- Откуда?
- В основном азербайджанцы. А вы – таджик?
- Нет – русский
Экскурсовод слегка напрягся.
- Вы мусульманин?
- Нет, просто интересуюсь исламом?
- А как вы сюда прошли?- в голосе прозвучало нескрываемое недовольство.
- Через центральный вход.
- Сюда нельзя заходить немусульманам, я прошу вас покинуть территорию. Идите, идите,- сказал он раздраженно.
Ерш пошел к выходу мимо людей-свеч, молящихся целым фронтом на площадях комплекса.
«Ислам,- рассказывал Реза Саджади,- это государственный закон, самый справедливый и честный. И он воцарится на земле. В хадисе от Абу Давуда, еще в 860 году было нам сказано, что Махди установит Царство Бога во всем мире. Государство Бога. Ислам – это не частное дело. Когда религия признается лишь частным делом отдельного человека, предполагает у него наличие определенного нравственного поведения, тогда неминуемо эта позиция приводит к секуляризации. Когда религия лишена социальной функции, политической функции, тогда религия оттесняется на задворки жизни общества. Вмешательство религии в политику, при таком подходе, рассматривается, как нечто вызывающее осуждение. Это путь так называемых демократий. Имам Хомейни, совершивший исламскую революцию 1979 года, открыл эру чистого политического ислама. Мы ждали его 1 000 лет сна. Иран сегодня – это центр мира, здесь происходят события вселенского масштаба, я счастлив, что родился и живу именно сейчас».
Ерш понял, почему многочисленные на улицах Мешхеда муллы своими лицами напоминали российскую бюрократию. Первые две статьи Конституции Исламской республики Иран звучит так: «Система правления в Иране — Исламская Республика. Исламская республика — это система правления, основанная на вере в Единого бога (Ла иллахи илла-ллах), в то, что Он устанавливает законы шариата и что человек должен покоряться его воле».
Ершу показалось, что он разглядел за иранским строем, в сравнении с привычным ему секулярным российским обществом, некий исторический выбор, вечную дилемму бытия. С одной стороны - режим, когда силою государства, силою аппарата принуждения и управления масса людей загоняется к Богу, к соблюдению неких духовно-нравственных законов. Подобное было в древнем ветхозаветном Израиле. С другой стороны, режиму религиозного тоталитаризма противопоставлена другая система - когда человеку предлагаются возможности делать, что ему угодно, жить, как ему угодно и самому, без давления со стороны каких-либо структур определять для себя – какой выбор совершать – ходить в мечеть или не ходить, с кем спать и сколько. Полная свобода, предполагающая добровольное движение к Богу тем, кто этого желает.
Вспоминая потоки людей, бегущих в мечеть, он сравнивал их с такими же потоками, рвущимися, в 100 метрах от гробницы имама Резы в торговые лавочки Мешхеда, где скупается все – улицы города завалена драгоценностями, золотом, камнями, значит, спрос есть.
Ершов прошелся по ряду лавочек: «И ни одного персидского пенала».
- Это же те же самые люди, те же самые женщины в черных хиджабах, которые только что слушали Коран, выходят из мечетей и скупают часики, бусики и другое барахло. Почему – так? Почему такой выбор? Почему? Либо теократический тоталитаризм, при котором поведение верующих скорее определено страхом показаться изгоем в системе, которая мечом и виселицей карает пороки и поддерживает благочестие,- делился своими эмоциями Ерш с еще одним случайным встречным русскоязычным выходцем из Средней Азии,- либо жизнь в свободном режиме - человек полностью отвечает сам за свои действия, искренне, без внешнего принуждения может выбирать честную жизнь, но пороки и соблазны уже не караются, а поощряются социальным устройством?
Стадо барашков клевало куцую землю. Когда Ерш стал искать туалет на одной из остановок по дороге из Мешхеда в Тегеран, кто-то окликнул его по-русски, она разговорились. Это был пассажир автобуса, следующего в противоположную сторону, из Тегерана в Мешхед. Место встречи – Саб-Зевар.
- Я туркмен,- сказал тот,- сразу понял, что ты русский, еду, практически, из Турции домой на перекладных. В Турцию поехал из Туркмении на заработки, но меня там кинули, на границе, дал денег одному человеку за то, чтобы он меня перевел через ирано-турецкую границу, а меня взяли погранцы местные. Я и в Турцию не попал, и денег лишился, теперь еду домой.
Туркмена глубокие философские размышления менеджера по проектам не волновали:
- Можешь дать сколько-нибудь денег,- сказал он,- мне еще до Мешхеда 500 км, я бы водителю доплатил, а то боюсь, что высадит.
Ерш залез в кошелек и, понудив себя, нехотя дал ему несколько крупных купюр.
- Спасибо, брат, Аллах тебя не забудет.
В аэропорту Тегерана Ершу продали отвратительный по вкусу люля-кебаб в пять раз дороже, чем стоили те вкуснейшие кебабы, что он ел в Мешхеде. Бармен пытался обмануть, предложив невообразимый курс при обмене денег, официант показался нетрадиционной сексуальной ориентации. В ресторанчике суетились 2 француза, пытающиеся упаковать два иранских ковра в сумки.
- Молочно-банановый коктейль есть?- спросил Ершов в кафе.
Он полюбил его в провинции. Напитка такого в аэропорту уже не было.
За столик к Ершову подсел человек в военной форме.
- Здравствуйте,- сказал он по-русски практически без акцента,- иранский народ очень ценит дружбу и сотрудничество с Россией, которая особенно сейчас так важна нам обоим,- мужчина положил свою ладонь на руку Василия и продолжил,- примите, пожалуйста, в дар этот скромный, но значимый предмет.
На столе появился пенал, крытый лаковой живописью цвета запекшейся с золотом крови.
- Персидский?- спросил Василий без удивления от происходящего.
Военный ничего не ответил. В его глазах было столько мыслей, вербально не выражаемых, что Василия успокоило такое молчание. С кем не о чем помолчать, с тем не о чем поговорить. Они посидели вдвоем минут десять, Василий ощущал невообразимый комфорт по случаю такой нетривиальной ситуации, должной вызывать недоумение как минимум.
- Вы служите?- решил растворить тишину Ершов перед расставанием, время звало его к посадке.
- В армии - нет, мне было предложено одеть эту форму, я хороший актер, просто играю ту роль, к которой могут быть привычны окружающие, которая на них больше воздействия окажет. Это всего лишь пять метров ткани. Вам пора улетать.
Ерш хотел задать ему еще вопросов, но не смог, что-то позволило услышать позицию незнакомца, хотя обычно, Василий, в меру своего любопытства, старался не слышать чужого нежелания продолжать говорить.