Продавец не ответил, продолжая объясняться с другим покупателем и рассказывая о том, что купленный фрукт полосатый и круглый может пролежать до нового года, если его укрыть в темное место квартиры. Пальто на любопытствующем субъекте было одето не по погоде. Рядом с ним были выпущены из рук и поставлены на землю несколько пакетов с жестяными банками и стеклянной тарой, линзочки его очков были треснуты. Горожане уже много лет видели этого интеллигентного человека, копающимся в мусорных баках.
Кавказец, распрощавшись с любителем новогодних сюрпризов, отрезал интеллигенту в пальто половину арбуза и пошутил:
— До зимы не храни.
Эта сцена между двумя людьми, видимо, происходила далеко не в первый раз, так как просьбы о вспоможении в питании не звучало. Арбуз был опакечен и отправлен в сумку с жестянкой, разговор закрыт, пространство у прилавка освобождено, но через десять минут невозмутимый философ вернулся к арбузной точке.
— И все же? — не мог угомониться он,— служение ли вами движет?
— Служение, служение,— отмахнулся торговец.
Ему не хотелось вести бесед, болела голова, да и сам очкарик, увидев брошенную подростком пустую банку, забыл о высоких думках и устремился к жизненно важному ресурсу.
— Ну, ладно,— сказал он коротко извиняющимся тоном,— мне пора.
Десять метров до банки он думал о том, что негоже отвлекаться от добычи средств к существованию, нелицеприятный характер которой для себя он оправдывал служением благоустройству и чистоте улиц города. Боязнь увидеть правду, которая заключалась в том, что уже много лет он находится в самом ужасном положении откровенного полубомжа, толкала его слегка помутнившийся разум на самые непредсказуемые повороты с восприятием реальности.
Пальцы охватили жестянку жадно, с трепетом. Не хватало только брызнувшей слюны. За спиной раздался сигнал автомобиля, но человек в пальто, не посчитав, что звук относится к его скромной персоне, продолжал впихивать банку в набитый такими же собратьями пакет, а когда закончил задуманное и повернулся, чтобы направиться снова к торговцу арбузами, то уткнулся в свежевымытый автомобиль. В нижнем углу лобового стекла был наклеен ксивняк с надписью, из которой городской философ смог моментально понять только слово «Служба», после чего мысль его снова вернулась к жестянкам, пакет с которыми был напряжен и сигнализировал о последних секундах своего существования. Это было недопустимо. Человек-пальто самозабвенно углубился в алюминиевые сокровища. Как ребеночек. Ощутив на себе чей-то взгляд, раскрутил головой и в самой близи увидел его. Это был щуплый усатый мужчина, напоминающий крысу. В руках у мужчины был арбуз. Он казался удивленным, что, собственно, имело основания, ведь на бампере машины, к которой он подошел, мужик-крыс увидел расставленный ряд пустых банок. На улице было сухо, банки были чистые.
— Брат, — сказал усатый человек,— ты что делаешь? Зачем расставил этот хлам на моем бампере, как на обеденном столе.
Слова были произнесены с таким чувством любви и уважения, что баночник сначала подумал, что это не к нему обращаются. Он привык, что его, как самого бесправного и угнетенного, люди скорее либо не замечают, либо в возникающих коммуникациях ставят много ниже себя. Особо в этом преуспевали подростки, как раз и поставляющие ему жизненные ресурсы. В этом очкарик пытался угадать некие неведанные законы, над познанием коих и бился, дабы хоть как-то приукрасить свое бесповоротное аутсайдерство надеждой. Его любимыми героями были художники, умирающие в нищете, но помогало это плохо. Подростки не брезговали открыто показывать на него пальцем и бестактно громко высказывать свои соображения. Уважение человека-крысы тронуло очкарика.
— Все русские бабы под хачами, — как из другого измерения врезался в ситуацию обрывок возмущенного разговора проходящих мимо потрепанных тридцатилетних мужчин с сигаретами и пропитыми физиономиями,— я уже устал знакомиться с ними и обламываться. Все под хачами! Я тебе говорю! В своем рейтинге сумраков чужих сознаний услышанное очкарик моментально поставил на достаточно высокое место, даже выше тех слов, которые двое прохожих снобистского толка когда-то отнесли к его персоне:
— Совершенно бесполезное для нации существо. Из-за обилия таких на планете голод к нам и приближается.
— А что с ними делать? — спросил второй сноб, но ответ ушей очкарика не достиг, ушел.
— А что с ними делать? — спросил очкарик у юркнувшего в заднюю дверь автомобиля человека-крыса.
— Яснее выражайся! — ответил он из машины, где по-хозяйски укладывал арбуз на пол, — С кем с ними? С кавказцами и Средней Азией, переносящими свои города на место Фрязино? С пустыми банками? С кем с ними?
— Со всем! Что со всем этим делать? — оторопел очкарик, он практически кричал от восторга при таких наслоениях.
Человек-крыса очкарику помог собрать банки, попрощался и уехал. Уже дома, а жил он в нескольких землянках-тайниках расположенных во Фрязино, аутсайдер, разбирая пакеты, и обнаружив в одном из них небольшую книжицу с названием «Всенощная служба» и подписью ручкой «Главное дело для субботнего вечера», еще раз вспомнил ответ своего неожиданного собеседника:
— Начни делание с себя.